– Освобождение. Но лишь временное: стоило мне уснуть, – продолжал он монотонно, – и я пробуждался как прежде слитым воедино с тем, кто еще до рождения стал моей противоестественной обузой, присосавшись к моей спине подобно крылатой пиявке… И еще одно странное воспоминание: я почему‑то не хотел есть. Вот только мне – а вернее, нам обоим – был необходим, как воздух, лунный свет.

Сердце тревожно екнуло – надо же, у себя на благодатной Игуане к крэгам сейчас стали уже относиться едва ли не снисходительно: это зло было неистребимым, но прошлым, с ним установилось даже что‑то вроде призрачного перемирия. Но вот здесь, на захолустной, прожаренной Сороком планете даже смутная ассоциация с крэговыми крыльями, впитывающими лунный свет, прозвучала, как громовой набат.

Тревога!

Уймись. Рассказ еще только начался.

– Голоса. Они становились все бесцеремоннее: «Растет? – Нет, не растет. – Растет только тогда, когда они порознь… – Но такого нам тем более не надо! – Тогда и его придется, как предыдущих… – Но он наполовину наш, а поэтому неприкосновенен!!!» Я давно научился различать голоса: последний был не человеческим.

– Неслышимый голос, возникающий внутри тебя самого? – прошептала Сэнни.

– Да. Эти голоса можно уловить только внутренним слухом, потому что крыланы переговариваются беззвучно. Но тогда, когда я был слит со своим близнецом, я их голоса улавливал.

– Кого – их? – Догадка неотвратимо зрела, но больше всего на свете Сэнни не хотела бы ей верить. – Что это за крыланы?

– Кэрриганы. Это – властелины моей земли. Люди между собой называли их просто кэрами. На здешней планете они не водятся, но я сразу узнал их, когда впервые столкнулся с теми ордынцами, что время от времени прилетают сюда за добычей… Или в поисках той, которой уготована участь стать очередной Королевой Кэррин. Правда, у вселенских ордынцев на плечах сидят боевые кэрриганы, самые мелкие и ни на что другое не способные; но вокруг моей колыбели собирались лучшие из лучших, знатнейшие из знатных, и даже сам Король Кэррин – исполинский венценосный крылан, чье слово всегда было непреложным законом… И не исключено, что именно он и был моим – то есть нашим – отцом.

Нет, чтобы ее Горон был сыном крэга – нет! У двойняшек бывают разные отцы, так что семя крылатого короля породило лишь того, второго, которого называли здесь Лунным Нетопырем…

Если тебе необходима такая иллюзия – что же, тешься ею. Из них двоих ты выбрала Горона, потому ты и не желаешь, чтобы предполагаемое отцовство роняло его в твоих глазах.

Ну, насчет избранника ты, мой неслышимый, поторопился. Я торчу в этой темнотище исключительно из любопытства. Так что еще один коротенький вопрос:

– Так ты не уверен в отце – и не знаешь матери?

– Знаю. Я помню ее лицо и брезгливую ненависть, когда она смотрела на нас, и этого мне достаточно. Вероятно, она, как и все Королевы Кэррин, была принесена с другой планеты, где люди заведомо не обладают даром мгновенного перелета из одного уголка Вселенной в другой, как это делают ордынцы – их, кстати, тоже набирают где‑то вдалеке. Инфанту Кэррин похищают совсем маленькой девочкой и заботливо растят в запертом дворце, оберегая, как бесценное сокровище, чтобы, когда подойдет срок, попытаться сделать ее матерью еще одного монстра. Потому что, как я понял, наиглавнейшей своей целью кэрриганы поставили получить помесь человека и крылана.

Помесь… На нее вдруг нахлынула непрошеная жалость к стоящему перед ней необыкновенному человеку, брату‑близнецу самого Повелителя Тьмы.