Все равно, что скрещивать орла с макакой…

– Зачем они это делали? От скуки, развлечения ради?

О, нет. Ты не знаешь кэров – безудержная власть у них в крови, им грезится покорение всего мироздания… Да что‑то у них со вселенским владычеством не получилось, поперек дороги стали слабые, вздорные, но никак не желающие подчиняться существа – люди. Тогда кэры решили породить новую, высшую расу всемогущих созданий, свою следующую ступень, так сказать. Для этого им необходимо было обогатить себя теми качествами, которые делали людей непобедимыми.

Бред, не лишенный, однако, логики. Хотя нет, одно они упустили.

– Минуточку! Для всемогущества этим гибридам все‑таки не хватило бы одного: способности к мгновенным перелетам, чем обладает далеко не каждый человек – и ты ведь этого не можешь, не так ли? Что же они выбирали инфант из… э‑э‑э… неполноценных народов?

– Летучесть. Да. Это было бы пределом совершенства. Но такое потомство могло бы тут же выскользнуть из их рук – или, точнее, когтей. Попросту сбежать. И труды столетий пропали бы даром. Нет, они методично и последовательно добивались своего, и то, о чем ты говоришь – еще одно скрещивание, уже с женщиной из племени вселенских ордынцев, было бы заключительной ступенью в создании новой расы. Это планировалось в дальнейшем, когда первые выжившие полукровки были бы приручены.

Леденящей омерзительностью веяло от этой программы. Ей стало еще жальче его – она вспомнила, как в питомнике Иссабаста сервы выбрасывали из клеток слепышей‑соболят, чья нежная шкурка была недостаточно серебристой. Ей тогда и в голову не приходило поинтересоваться, что с ними будет.

– Как же вы выжили, Горон, ведь вы были совсем маленькими? – В женской жалости всегда присутствует нежность – от микроскопической до бесконечной; но за трагизмом гороновых воспоминаний ее не заметили ни он, ни она.

С трудом. Но выжили. Так распорядится Король Кэррин. У его подданных не должно было и мысли возникнуть, что можно поднять руку на того, кто имел хоть какое‑то отношение к племени кэрриганов. – Ну да, ведь и на Джаспере жизнь крэга была святее и неприкосновеннее, чем человеческая! – Поэтому он призвал своих ордынцев и повелел им найти необитаемую планету, над которой светит самая яркая луна. Так я очутился здесь. Первое время я был неразлучен со своим двойником, потому что так я не нуждался ни в воде, ни в пище. Но когда я добрался до этих гор и обнаружил в подлесьях плоды, а в глубинах пещер – подземные озера, я стал все чаще и чаще прогонять его. И заметил, что как только я оставался один, я начинал расти… наверное, как обыкновенный человек.

Он запнулся, поднеся руку ко лбу, словно одно предположение, что он может стать обыкновенным человеком, было тем единственным, что способно его испугать.

– Да, я испугался, – подтвердил он. – Сейчас я признаюсь тебе, Эссени, в том, чего не произносил вслух ни разу в жизни: я испугался старости и беспомощности. Ведь пока мы были вдвоем, я был почти бессмертен. К тому же я случайно открыл, что по моему мысленному приказу и легкому шевелению крыла возникает нечто загадочное и непроницаемое, что здешними обитателями именуется «лунной поволокой».

А вот в этом ему лучше было бы не признаваться…

По его мысленному приказу… Оказывается, недостаточно было взмаха Нетонырева крыла, требовалось еще и Гороново слово! Так значит, это по его повелению полуденное солнце сжигало людей, восставших против полночного владыки? Братское единение, надо же.