– В давние времена, когда наши предки только‑только открыли – или приобрели – способность летать по просторам необозримой Вселенной, ими было найдено столько неизвестных миров, что приходилось давать им первые пришедшие на ум имена – в полеты ведь отправлялась в первую очередь любопытная молодежь, не обремененная ни мудростью, ни даже хорошим вкусом. Вот и появились в Звездных Анналах такие созвездия, как Собачья Колесница, Шлюшкина Норка… и наша Сорочья Свадьба. В этом созвездии, откуда, как мы полагаем, был привезен наш маленький Шоёо, мы нашли только одну звезду, у которой имелись планеты; честно признаться, нам тоже было недосуг выбирать благозвучные названия, и мы поименовали их просто Жених, Невеста и Сваха. Вот на последней‑то мы и потеряли понапрасну почти год, и я не знаю, что нам делать, чтобы и дальше не тратить попусту драгоценное время…

– А в двух других мирах разве не живут создания, подобные человеку?

– Никто там не живет. То, что мы назвали Женихом – раскаленный шар, пылающий, как и положено страстному жениху: слишком близок он к ослепительному солнцу. На него мы не смогли бы даже высадиться. Невеста расположена подалее, она засушлива и спокойна, так что больше похожа на иссохшую старую деву; кораблик моего супруга, опускавшийся на ее каменистые равнины, не нашел там ничего, кроме ползучих тварей и чахлых колючек. Эта планета тоже слишком близка к яростному светилу, под лучами которого разумная жизнь просто немыслима.

А вы полагаете, что разумная жизнь иных миров подчиняется только тем мыслимым законам, которые вы открыли для себя?

Она поглядела на него с изумлением:

– И почему я раньше не поговорила с тобой, мудрый правитель Лронг? Ты совершенно прав: на выжженной солнцем Невесте когда‑то, еще до первого посещения древних джасперян, могла существовать неведомая нам жизнь… – Она порывисто поднялась – и едва не подпрыгнула: прямо под ноги ей подкатился белый шар, точно пушистый футбольный мяч (еще одна выдумка командора для развлечения своих не слишком обремененных заботами дружинников).

– Пыжик! – вскрикнула она, радостно подхватывая на руки детеныша гуки‑куки. – Ой, как потяжелел! И кто научил тебя так кувыркаться? Смотри, от мамаши попадет.

– Сибилло, пугало безмозглое, кто ж еще! – раздался низкий бархатистый голос, вызывающий в воображении образ благодушного гигантского шмеля. – Солнышка тебе над самым темечком, княжна нездешняя!

Мона Сэниа оглянулась – приподняв полог мускулистой рукой и уперев другую в крутой бок, на пороге стояла Паянна, как всегда, во вдовьем балахоне с пятью белыми полосками на рукаве – знак того, что пятеро дорогих ее сердцу людей отошли в край леденящих снегов. Черное и белое, желтое и красное – княжеское знамя Лроногирэхихауда: чернота живого тела, белизна предстоящей смерти, золотистость солнечного луча и пурпур… а вот тут уж не иначе как жрецы‑красноризцы постарались, чтоб о себе напомнить…

– И тебе солнца неизбывного, добрая Паянна!

– Добрая! – фыркнула княжеская домоправительница, заходя в шатер шаркающей походкой, выдающей отечность когда‑то резвых ног. – Слыхало бы тебя сибилло! Да и ты, князюшка, хорош – что не позаботился, не кликнул на стол собрать?

– Разговор у нас, не до того, Паяннушка!

Она необидчиво пожала плечами, сгребла в охапку резвившегося гукеныша и направилась к выходу.

– Так звать ли сибиллу, госпожа моя? – спросил вполголоса Лронг.

– Нет, – неожиданно решила принцесса. – А вот ты, Паянна, останься.

Грузная фигура замерла, потом плавно развернулась, и на плоском невыразительном лице поползли вверх серебрящиеся проседью косички бровей:

– Почто так, княжна? С волхователем равняешь?

– Просто я никогда не держала совет с женщиной, которая старше меня годами и опытом.