Но проснувшись, я понял, что радоваться нечему.
Каждый телефонный звонок я воспринимал как звон погребального
колокола, каждый пролетающий флаер мне казался вестником злой судьбы.
Но судьба молчала до шести вечера. Именно тогда позвонил хозяин. Его
зеленая морда занимала весь экран телефона, и я, стоя за спиной
хозяйки, слышал каждое слово.
- Все в порядке, - сказал спонсор, словно разговор шел о том, чтобы
купить мне на зиму новую попонку, - я нажал на него, сказал, что
Тимофей представляет опасность для окружающих ввиду его чрезвычайной
агрессивности, но нам бы не хотелось его усыплять, потому что моя жена
к нему привязана... в общем, он согласен.
- Когда же? - спросила госпожа Яйблочко.
- Сегодня в двадцать один тридцать!
- Ты с ума сошел! У меня в двадцать двадцать массаж.
- Придется поступиться своими интересами, - сказал спонсор, - ради
интересов домашнего любимца.
- Это ужасно! Я даже не успею приготовить тебе ужин!
- Как хочешь, - рявкнул спонсор. - Я не буду снова унижаться перед
ветеринаром!
- Хорошо, хорошо...
Госпожа обернулась ко мне - она догадалась, что я стою за ее
спиной.
- Вот все и обошлось, - сказала она, как будто операция уже прошла.
- Мы с тобой это сделаем и уже завтра обо всем забудем. Не печалься,
выше голову, мой человечек! - Хозяйка погладила меня, и я был готов
укусить ее за чешуйчатую ладонь, но удержался. Человек я в конце
концов или нет!
- Иди в садик, погуляй пока, - сказала она. - Я ужин приготовлю и
пойдем. Тут недалеко.
Просить, умолять - бессмысленно. Спонсорам чужды наши человеческие
чувства. Они живут в рациональном мире, и даже странно, что в свое
время, в дни Великого покорения, они не истребили всех людей. Может
быть, именно наша эмоциональность, наши чувства, наши слабости вызвали
в ком-то из спонсоров ответные чувства? Ведь недаром их психологи так
рекомендуют держать человека в доме, в котором есть жабеныш, простите
- детеныш.
Наступил зябкий, вялый весенний вечер. Я вышел в сад. Конечно же,
Инны не было видно - ее спрятали за семью замками. Но, может, она
глядит сейчас в окно?
Я сорвал цветок ромашки и стал его нюхать, показывая всем своим
видом, насколько я удручен и опечален. Если она смотрит, то тоже
плачет. Что же делать, думал я, если бы было место на Земле или вне
ее, хоть какое-нибудь место, чтоб там мог спрятаться и прожить
оскорбленный и униженный человек - представитель гордой расы людей. Но
я не желаю стать бродячим псом, который будет рыться на свалке и ждать
того момента, когда его поймают и отвезут на живодерню! Нет уж - лучше
смерть, лучше операция... Я видел этих замарашек, я видел, как их
везут через город в фуре с решеткой, и они скалятся на прохожих
потому, что им ничего больше не остается, как скалиться. Нет, человек
- это звучит гордо! Пускай я буду оскоплен, но я не склоню головы!
Рассуждая так, я отбросил ромашку и ходил по газону, заложив руки
за спину и порой отмахиваясь от навозных мух, которые норовили сесть
на мое гладкое, нежное тело. |