Стою посреди кухни и вдруг ощущаю нехватку свежего воздуха. Иду к черному входу, отмечая, что Энди перед ухо¬дом не забыл переустановить сигнализацию. Может, он меня и ненавидит, но по-прежнему беспокоится о моей безопас¬ности. «Это уже что-то», — думаю я, присев на верхнюю сту¬пеньку крыльца. Здесь, на крыльце, мне нравится больше, чем где бы то ни было в Атланте. Медленно потягиваю водку и слушаю стрекотание кузнечиков в вязкой, глухой тишине.

Проходит немало времени, прежде чем я нахожу остав¬ленную мне записку. К тому моменту я успеваю допить вод¬ку, еще раз набрать номер Энди, вернуться в дом, закрыть дверь и даже поставить стакан в раковину. И тут вижу эту самую записку. Не знаю, почему я не заметила ее раньше. Она лежит на самом видном месте, прямо на кухонном сто¬ле, написана на желтом стикере, которые мы обычно оставля¬ем друг другу с короткими записками вроде: «Я тебя люблю», «Хорошего тебе настроения!» или «Нужны сменные лезвия».

Подношу блокнот к свету и читаю слова, написанные твердым почерком: «Если уйдешь — не возвращайся!»

Внутри все словно оборвалось.

Аккуратно беру листок и, вместо того чтобы задуматься над своим будущим, решаю, что делать с запиской. Напи¬сать ответ прямо здесь? Скомкать и бросить тут же? Разо¬рвать? Или вложить в дневник и сохранить на память о тра¬гическом периоде моей жизни? Так и не придумав ничего толкового, в конце концов, вкладываю вырванный лист об¬ратно в блокнот, стараясь сделать это как можно аккурат¬нее, так, будто эту записку вообще никто не трогал и не чи¬тал. В последний раз смотрю на дурацкий желтый листок, переживая чувство вины и глубокого сожаления. До чего мы с Энди докатились — стали устраивать ночные скандалы, выдвигать друг другу ультиматумы в записках и оставлять их на кухонном столе.

Этак скоро мы, пожалуй, превратимся в самую печаль¬но известную супружескую пару во всей округе, и на всех местных вечеринках только и разговоров будет, что о нас: «Слыхали об Эллен и Энди? Представляешь, что она выки¬нула? Он сам виноват — разве можно было вести себя так не по-джентльменски?»

Представляю голоса соседских кумушек, хором вопро¬шающих:

«— А что дальше?

— Она его бросила.

— Нет, это он ее бросил».

Я все еще стою на кухне у стола, вспоминаю давнее и недавнее прошлое, думаю об отношениях с мужем и не знаю, верить или не верить его ультиматуму. Понимаю, что Энди не кривил душой, когда писал эти строки. Может, он ког¬да-нибудь и изменит свое отношение к происшедшему, но только не сейчас.

Несмотря на все случившееся, после обнаружения за¬писки от гнетущего страха и мучений совести не остается и следа. Теперь я чувствую себя более спокойной, решитель¬ной и даже оскорбленной. Поднимаюсь наверх и забира¬юсь под одеяло. Как посмел он вот так расставить все точки над «и», даже не попытавшись разобраться в моих чувствах? Как он мог загнать меня в угол своим глупым ультимату¬мом? Стараюсь поставить Энди на свое место, представляю себе его, уставшего от одиночества, жалеющего о том, что не может вернуть себе что-то или кого-то. А потом вдруг понимаю, что, собственно, ради этого человека я и пере¬ехала в Атланту — ради него, для него. Только по этой при¬чине я, собственно, здесь и нахожусь.

Я засыпаю. Пестрые картинки быстро сменяют одна дру¬гую: то я заказываю обивку для кресла в спальне, то проли¬ваю сладкий чай на клавиатуру компьютера, то впопыхах дошиваю костюм цыганки для вечеринки в Хеллоуин. Такие сны, хоть толкуй их, хоть нет, совершенно бессмысленны.