В этот момент и раздался в прихожей заполошный звонок, Динь динь – будто кто то наигрывал на звонке сигнал воздушного нападения.

– Пожар, что ли? – Отец грузно поднялся из за стола и, отстранив мать движением руки, пошел к дверям. – В наше время так звонят либо по случаю пожара, либо – бандюг с автоматами и ножами… Вот я их сейчас поприветствую!

Прихватив попутно стоящую около дверей, предназначенную именно для такого случая здоровенную кочергу, он завозился | с замками.

– Батенька, родной, здравствуй! – неожиданно послышался плачущий Фимкин голосок. – Встречай дочь, затворницу невинную!

– Это еще разобраться требуется: винная или невинная, – пробурчал отец, но в его привычном бурчании я различил нотки подавляемой радости. – Проходите, гостеньки, Колька с Олькой последние материнские куски подбирают… Оголодали, небось, а

подхарчиться нечем…

– Эка невидаль – подхарчиться! – густым голосом смеялся Никита. – Мы по дороге магазины да ларьки обшарили, полную сумку приволокли, ешь – не хочу…

Первым в комнату втиснулся Никита, волоча за ручки громадную сумку на колесиках. Следом, припав к отцовской груди и поливая ее на ходу радостными слезами, двигалась Фимка.

Молодцы ребятишки! Не к себе домой из тюрьмы торопились, – к родителям заглянули. Порадовать, успокоить. Хорошая пара, несмотря на внешнее несоответствие!

Мать всплеснула руками, побежала было к дочери, вдруг остановилась в нерешительности и, наконец, свернула на кухню. Ольга – следом. Мать – накормить, приласкать дочку с зятем, моя жена – из чувства женской солидарности… Обычно невестка не ладит со свекровью, а у меня – наоборот, водой не разлить, Одна разница: жена пилит, мать оглаживает…

Фимку усадили на почетное место – во главе стола. Обычно его занимает отец, но на этот раз он смолчал, уступил. По одну сторону «именинницы» – Никита. Ухаживает за женой, глаз с нее не сводит. Поудобней пристраивает тарелку, протирает вилки ножи. Наскучался, бедный, вот и старается услужить.

По другую сторону – подозрительно притихший отец. Не рычит, не взрывается, даже улыбочку пристроил на лицо этакую снисходительную. Я – напротив. То прихвачу кусок жареном рыбы, то подцеплю на вилку огурчик, то отщипну кусок пирога. Оголодал за время ночных поездок, никак не утолить голод.

Мать с Ольгой убирают грязные тарелки, пополняют запас закусок, украшают их зеленью. Поминутно перешептываются, чем еще порадовать дорогих гостей, бегают на кухню, копаются в недрах холодильника.

Никита распаковал сумку и стал выставлять на всеобщее обозрение невиданные деликатесы. Гордится гаишник хозяйственной смекалкой, достатком в семье. Насшибал, небось, за время отсидки супруги штрафов с несчастных водителей… Конечно, но со всех подряд – выборочно. В первую очередь с владельцев роскошных иномарок. Их и пощипать не грех.

– Как отпустили: совсем или на время? – интересуется отец, отправляя в рот солидный кусок балыка. – Закрыли дело или – на дорасследование?

– Подписку дала, – всхлипывает Фимка. – Сказали: понадобитесь – вызовем. Даже на дачу ездить запретили, а уж в другой город – Боже сохрани! Все равно обрадовалась… Никитушка один, соскучился небось, оголодал…

Никита горделиво выпятил могучую грудь. Вот ведь как заботится о муже настоящая жена! Не чета тем, намазанным и изломанным, которых мужья бизнесмены возят в иномарках.

Вошкин сказал: на Фимке вины он не обнаружил, она проходит по делу свидетельницей…

– Брешет твой Вошкин! – Отец зарычал на манер дико! зверя, которому подкинули кость без мяса.