Я всегда поражался, глядя, как отец работает. Поражался и завидовал. Он азартно покрикивал крановщику, умело набрасывал раствор, споро распрямлял и укладывал на блоки арматуру. В эти мгновения исчезала его ворчливость, недовольство. Батю переполняло добродушие, радость. Он колдовал над каждым кирпичом, оглаживал его мозолистыми ладонями, бережно укладывал на постель из раствора и припечатывал рукояткой мастерка.

В первые два дня мы смонтировали фундамент, положили гидроизоляцию и выгнали пять рядов кладки. Если и дальше пойдет таким темпом – выгоним дом под карниз не за две недели, максимум за полторы.

Я тоже втянулся в работу – расстилал раствор, раскладывал перед отцом кирпичи, подавал половняк. Пот заливал глаза, стекал по телу, мускулы ныли, требуя отдыха… Но душой я отдыха;! Нет необходимости ожидать телефонных звонков, думать о беспросветном своем будущем. Нет ни Тихона, ни Владьки с их осточертевшими приказами, никто не требует отчета, не оглядывает недоверчиво «посылки»… Благодать!

– Не сдавайся, Колька, не отлынивай! – весело кричал отец, когда я со стоном потирал ноющую спину. – Разминай мышцы, шевели руками, сынок. От работы не помирают, и не болеют, она – наилучшее лекарство от всех бед. Крепче спать будешь!

Действительно, после сытного ужина я буквально проваливался в сон. Хоть из пушек стреляй, хоть земля трясись. Ели жадно и много. Я опасался – продуктов не хватит, придется ехать в магазин за подкреплением.

3

Возвратился я домой изломанный бешеной работой, но необычно бодрый и веселый. Вошкин может быть доволен – выгнали ему домишко по всем правилам строительной науки, с узорами и выпушками вокруг оконных и дверных проемов, с кокетливыми рядами кладки под карнизом. Батя старайся изо всех сил, приговаривал: это тебе за Фимку, стервец! Ежели не высвободишь от подписки – приеду, собственными руками разберу по кирпичику!

Ольга встретила радостно. Обычно – недовольная, злая, она при виде мужа приветливо заулыбалась… Может, наладится семейная жизнь? Дай – то Бог.

– Как дела? – осведомился я, получив стандартный поцелуй в макушку. – Мать здорова?

– Не жалуется. В магазин ушла за хлебом… Снова подорожал. Ежели так пойдет дальше – не хватит наших достатков…

Привычный намек на необходимость пополнения «казны». А что я могу сделать? Тихон молчит.

– Запрягу «москвича» – подработаю…

– Хорошо бы… Почему не спрашиваешь: звонил ли кто? Или это не интересует?

– Очень интересует… Кто звонил?

– Не назвался. Мужской голос с этакой хрипотцой. Сначала думала: твой Вошкин. Спросила. Нет, отвечает, это не Сергей Сергеевич. Ну, пришлось пояснить: муж, дескать, в отъезде. А он недовольно: куда, зачем?… Может быть, с работы интересуются?

– Может быть, – согласился я, хотя знал, кому я понадобился, кто недоволен моей «самовольной» отлучкой. – Ничего передать не просили?

– Обещали перезвонить на неделе. Я ведь не знала, что вы с отцом раньше приедете…

И снова двойственное чувство охватило меня. С одной стороны, горечь от предстоящей встречи с Тихоном, с другой, радость от возможности заработать… Чего больше – горечи или радости, не знаю, не оценивал.

На следующий день утром действительно позвонили с работы. Любимый начальник поинтересовался: не устал ли подчинённый отдыхать, как здоровье мамаши, нет ли желания досрочно возвратиться в прорабку?

Особого желания я не высказал, но вскользь упомянул: если есть такая необходимость – выйду.