Ладно, посмотрим.

Отвлеченный этими приятными мыслями от мерзких проявлений внешнего мира, он не сразу услышал визгливый говорок самки, напоминающий куртуазную чушь, которую так любит лопотать Магбаг.

– , в конце концов, я вас довезла, да, довезла до места, как договаривались, и что же получается, меня хватают и куда‑то волокут, непонятно кто, я же ничего не понимаю, я тебе не нужна, зачем я тебе нужна такая, от меня пахнет трупами почти как от тебя, да, я воняю, воняю, буду вонять еще больше, если ты меня сейчас же не отпустишь, зачем я тебе нужна и почему бы тебе меня не отпустить?…

Бигбаг, тяжело ступая, добежал до металлической лестницы, ведущей на верх башни по наружной стене, и запрыгнул на нижнюю ступеньку.

– Отпустить? – удивился он. – Зачем? Путь угрожает быть скучным, а когда мне скучно, иногда хочется жрать, жрать и жрать…

Самка вспискнула и замерла. Бигбаг преодолел два десятка ступенек, прежде чем она вновь подала голос.

– А ты знаешь, что похищение у нас карается смертью?

– Это разумно, – похвалил Бигбаг.

– Я имею в виду тебя.

– Ты хочешь меня похитить? У тебя не получится. Я стою гораздо выше на эволюционной лестнице, поэтому я могу тебя похищать или есть. А ты не можешь. Это было бы преступление против законов природы. Слабый не может есть сильного.

– Когда ты умрешь, тебя съедят черви.

– Когда я умру, я буду слабый… Постой‑ка, – он даже приостановился, – Ты хочешь сказать, что вас едят…, черви? – его передернуло от отвращения. – Может быть, они вас и разводят?

– Нет! Черви едят только то, что мы оставляем им. Это мы их разводим. Для рыб.

– Вы работаете на рыб?

– Мы ловим и едим рыб. Приманивая их червями, – Вы дикая и извращенная раса. Как правильно я сделал, что расправился с вами. Зачем вам жить? Подавать дурной пример молодым расам?

– Ты не имеешь права меня есть. Я очень известная особа на Земле. Королева. Нет, даже богиня. Множество людей поклоняются мне, считают священной ту землю, по которой я хожу. Если ты меня похитишь, может начаться война. Это будет твоя самая большая ошибка.

– Война – это хорошо, – сказал Бигбаг с удовольствием. – Война – это еда. Это много доброй еды. На моей планете осталось еще семьдесят миллионов голодных ртов, и все хотят есть. И все это мои родственники. У нас много родственников. Мы все родственники. И мои дети. Я очень люблю моих детей.

– О да, семьдесят миллионов детей…, надо их очень любить. И хорошо знать. И вкусно кормить. Вы хороший отец, но лучше все‑таки отпустите меня…, неужели меня нечем заменить? Рядом супермаркет…

– Тебе должно быть все равно. Скоро из всей вашей планеты получится один большой мясной рулет.

– Что ты говоришь? – самка дернулась – и вдруг, извернувшись, бросилась вниз. Бигбаг почти поймал ее на лету.

Странный обычай, подумал он…

Впрочем, самка не долетела до поверхности. Вокруг башни росли деревья, и она повисла на ветвях.

Неудача – или так было задумано?

– Я остаюсь! – крикнула она.

Как хочешь, подумал он. Пропадай. А так – стояла бы на полке. Или даже в музее.

Вот будет забавно, если люк задраен без отката…

Но нет – аборигены даже до такого не додумались. Бигбаг нащупал утопленную клавишу, нажал.

С мягким звуком люк открылся. В помещениях корабля загорелся грязно‑желтый перморианский свет и зазвучала скрежещущая музыка, так приятная для их отвислых ушей – и отвратительная всем подлинно разумным существам.

Но, как сказано в уставе, "что трофейно – то не безобразно".