Он медленно обвел взглядом своих командиров, заглянув каждому в глаза.

— Натачивайте мечи, — тихо сказал он им.

Линцестская равнина, лето, 358й год до Н.Э.

Две армии разместились в боевом порядке на пыльной равнине в одном дне конного пути в Верхнюю Македонию. Иллирийцы, с десятью тысячами пехоты и тысячей конников, превосходили македонцев числом почти вдвое.

Филипп спешился и прошел к своим гвардейцам, которые подняли клич, едва он взял щит и занял место в центре их рядов. Парменион остался в седле вместе с Атталом и Никанором, а также четырьмястами всадников, которые терпеливо ждали за его спиной. Спартанец посмотрел поверх голов трех пеших фаланг, где под командой Антипатра разместились еще триста македонских конников; чернобородый воин отдавал своим людям последние распоряжения перед боем.

— О Геката, — прошептал Аттал, глядя на иллирийские ряды, — там несметное число этих сукиных сынов.

— Скоро их станет меньше, — заверил его Парменион. Спартанец затянул ремни своего шлема с белым гребнем и вновь посмотрел на вражеский строй, расположенный меньше чем в полумиле впереди.

Бардилл собрал своих людей в боевой квадрат с кавалерией на правом краю. Парменион понял, что старый волк перехватил первое преимущество, так как плотный строй будет трудно разбить, и на первых стадиях сражения это может непоправимо поколебить дух македонцев.

— Вперед! — скомандовал Филипп, и гвардия, подняв сариссы, двинулась на врага, фаланги Тео и Ахилласа держались недалеко позади. Парменион поднял руку и тронул коня шпорами, конница пошла за ним, занимая место левее от марширующей пехоты.

Поднялась пыль, но сильный ветер развеял ее, оставив обзор чистым. Парменион увидел, как гвардия перешла на бег, сердце его забилось чаще, и он осмотрел их построение. Строй по-прежнему оставался плотным, ровным. Это он добился того, чтобы было так.

— Идут! — прокричал Аттал. Парменион поднял глаза от пехоты и увидел, как по полю скачет иллирийская кавалерия.

— Помнить про клин! — проорал Парменион, поднял копье и пустил коня в галоп. Македоняне устремились за ним.

Конники были все ближе и ближе, они уже опустили копья. Парменион поднял свой малый кавалерийский щит, наметил себе противника и позволил себе глянуть вправо и влево. Аттал и Никанор были рядом с ним — и самую малость позади, кавалерия образовала гигантское острие копья. Парменион посмотрел вперед, где прямо на него мчался всадник в желтой накидке верхом на мощном скакуне. Парменион бросил взгляд на его копье, лежащее на холке коня; как только острие прыгнуло вверх, он дернул своего жеребца влево, и копье противника рассекло воздух возле лица Пармениона. В то же время спартанец устремил свое оружие воину в горло, сбив того наземь. Оразив другое острие щитом, он вонзил свое копье в открытый живот иллирийского всадника. Когда тот пал, копье Пармениона осталось вместе в нем. Тогда спартанец выхватил меч и принялся прорубать себе дорогу вглубь вражеских рядов.

Македонская конница разбила иллирийскую, которая пыталась галопом вырваться из боя и перестроиться. Но едва им это удалось, как Антипатр набросился справа и ударил им по флангам. Пойманные в западню, иллирийцы дрались теперь только за свои жизни. Меч звякнул по шлему Пармениона, копье скользнуло по нагруднику, оставив продольный порез на ключице. Его собственный меч взмывал и падал, поднимая в воздух брызги крови.

Постепенно иллирийцы были сжаты в плотную массу, большинство в которой не могло вступить в бой, стиснутые своими же товарищами.