Не хочу делать крюк.
— Торопишься?
— Да.
Шалрою было страшно. И по мере приближения к родным местам тревога его росла. Дурные предчувствия одолевали пастуха.
— Большая ли деревня у вас? — спросил Малыш.
— Больше двадцати дворов. И стадо большое было.
— А людей сколько?
— Сколько скотины, столько и людей.
— Жарко! — выдохнул Буйвол, из-под руки глянув на белое солнце.
— Мы привыкли…
Буйвол хромал. Малыш с тревогой поглядывал на друга.
— Ты в порядке? — не выдержав, вновь спросил он. Буйвол промолчал. Потом вдруг улыбнулся широко и ответил:
— Я привык.
За день они дважды делали короткие привалы.
Первый раз отдохнули в тени безлистной акации на берегу безводного ручья. Грязь на пересохшем дне растрескалась, расслоилась тонкими пластинками. Когда уже собрались уходить, Малыш без всякой цели перебежал на другой берег и вернулся — листики высохшей грязи хрустели под ногами, словно льдинки ломались.
Второй раз отдыхали под открытым небом. Покрасневшее солнце уже опускалось к горам, было не так жарко. Воды оставалось совсем немного, потому решили идти ночью. Малыш и Буйвол дремали, Шалрою не спалось — тревожные мысли не давали. Когда стемнело, пастух разбудил наемников, и они тронулись дальше.
Шли всю ночь. Утром, ненадолго остановившись, допили воду.
— Теперь совсем рядом, — сказал Шалрой, и сердце его заколотилось сильней. — Совсем рядом… — негромко повторил он.
Выгоревшая степь выглядела точно так же, что и час назад, день назад. Непонятно было, как ориентируется здесь пастух, но Малыш и Буйвол уточнять не стали. Родные места знаешь сердцем.
Из-за гор поднималось алое солнце, опухшее, неровное, словно бы помятое. Воздух был неподвижен. В сухой траве неуверенно стрекотали цикады, затихая, когда рядом проходили люди.
— Благодать, — сказал Малыш.
Буйвол выразительно хмыкнул и почесал переносицу. Воды не было. А поднимающееся солнце снова наливалось жаром.
Деревню было видно издалека — небольшие дома с низкими покатыми крышами, лабиринты изгородей на огородах, несколько высоких деревьев с побуревшими редкими кронами. Шалрой не отрываясь смотрел вперед, он надеялся разглядеть там хоть какое-то движение, какой-нибудь признак, что деревня жива. Пока он ничего не видел. И невольно ускорял шаг.
— Погоди, — окрикнул пастуха прихрамывающий Буйвол. — Не гони.
Шалрой остановился, обернулся.
— Я не был дома почти две декады, — голос его чуть дрожал. — Может, там… Может, там уже никого нет?
— Если там никого нет, тогда тем более незачем спешить, — заметил Буйвол.
— Будем осмотрительны, — сказал Малыш.
— Да, — Шалрой кивнул. — Хорошо. Я понимаю.
Дальше они шли не торопясь. Плечом к плечу. Молча. Вглядываясь в далекую деревню.
Малыш больше не улыбался. Лицо его закаменело. Глаза превратились в узкие щелочки.
— Видишь что-нибудь? — спросил Буйвол.
— Куры, — ответил лучник.
До первых огородов было никак не меньше двух километров. Полчаса ходу.
— Человек… — негромко сказал Малыш и, помолчав какое-то время, уточнил: — Женщина.
Через десять минут Буйвол подтвердил:
— Вижу.
— Это Риша, — неуверенно сказал Шалрой. — Кажется, это она.
Малыш остановился.
— Что? — насторожился Буйвол.
— Не знаю… Собак не видно… У вас же есть собаки?
— Да, — ответил Шалрой. |