Малышу и Буйволу отдали небольшую комнатку, тесную, но чистую и светлую. Мебели было немного — грубо сколоченный стол, рассохшийся неустойчивый стул, широкая лавка, на которой спал Малыш и прочная жесткая кровать, которую занял Буйвол.

Шалрой жил с племянницей, ее звали Айхия. Других родственников у пастуха не осталось.

Ели два раза в день, в большой комнате, все вместе. Пища была скромная, но никто не жаловался, все понимали — настали трудные времена и неизвестно еще, что будет потом. Так что продукты необходимо беречь. На черный день. На самый черный…

Частенько наведывался Халтет, иногда приводил с собой кого-нибудь из селян. Разговаривали больше о своем, крестьянском. Но не только. Осторожно высказывались — а вдруг ушли нехорошие люди? Может, они и не вернутся больше? И сами говорили — вернутся. Придут. Если не сегодня, значит, завтра. Не завтра, так послезавтра… Негромко рассказывали новости — вроде бы меж собой говорили, но на самом деле сообщали для присутствующих воинов — рано утром мальчишки бегали к пересохшей старице, видели там следы копыт. Риша ходила к старому колодцу, вода в нем еще чистая, и далеко-далеко видела пыльную тучу. Уж не коров ли перегоняли? А Фарук ночью зачем-то влез на дерево и с высоты разглядел костры. Там, на востоке…

Малыш и Буйвол переглядывались. Оба думали об одном и том же — может, нет смысла дожидаться врага здесь? Не пора ли направиться на восток, к лагерю Чета Весельчака?

— Они придут, — говорил Халтет. — Совсем скоро.

И все соглашались со стариком.

Все чувствовали — Чет должен прийти.

Обязательно…

Айхия, племянница Шалроя, постоянно была чем-то занята — то она сосредоточенно процеживала через тряпицу грязную воду, то тщательно вытирала в доме пыль, то растапливала на улице земляную печь, собираясь готовить лепешки из остатков муки. Ей некогда было отдыхать — она накрывала на стол, кормила кур, бегала на колодец, выбивала матрацы, протрясала постельное белье, точила ножи… Ее босые пятки мелькали словно солнечные зайчики. Она была повсюду, но нигде не задерживалась надолго.

Ей было девятнадцать лет. Давно бы пора уже выйти замуж, тем более что и женихи находились, но Шалрой не хотел отпускать от себя племянницу. И дело было совсем не в том, что Айхия вела все хозяйство. Нет. Просто он любил ее, как родную дочь. А еще ему было страшно вдруг остаться одному в осиротевшем доме. Так что женихи, те, что потерпеливей, ждали.

Айхия же и не помышляла о замужестве. Она во всем слушалась дядю, и любила его, как родного отца.

Черноволосая, смуглая, улыбчивая, крепкая и ладная — она обращала на себя внимание, но тут же ускользала, не давая как следует себя рассмотреть…

— Айхия! — окликнул Буйвол пробегающую мимо девушку. Она тотчас встала, повернула голову, улыбнулась.

— Принеси мне попить, пожалуйста. — Буйвол хмурился, отчего-то смущаясь своей вежливости.

— Сейчас, — девушка убежала, а воин снова уставился в маленькое окошко, наблюдая за безжизненной степью. Там ветер крутил пыльные вихри, и, прыгая, катились к предгорьям шары перекатиполя.

Малыш где-то на улице. Должно быть, снова занимается своим луком, смазывает тетиву жиром — ей нельзя сохнуть, в который раз сортирует стрелы, ровняет оперение, оттачивает наконечники. Шалрой рано утром куда-то ушел, не сказав ни слова гостям. Наверное, Айхия знает, куда он направился. Да и важно ли это?

Айхия вернулась, принесла ковш с водой. Буйвол повернулся к девушке, залюбовался.

Важно!

— Спасибо, — поблагодарил он, выпив мутную воду, и снова смутился, нахмурился. — А куда Шалрой ушел?

— Они с Хенимом и Фаруком пошли на старый колодец.