Алекс подавил вздох. Кроме всего прочего, Петер начисто лишен чувства уместности. Сейчас, когда под вопросом само существование следственной группы, скандалы им точно не нужны. Хватит и того, что единственный гражданский специалист, к тому же женщина, оказалась вынуждена уйти на неполный рабочий день по причине тяжело протекающей беременности – по мнению Алекса, из‑за переутомления. Он был более чем благодарен, когда Фредрика наконец‑то сдалась и согласилась на частичный больничный, подкрепленный солидной справкой от врача.

Одновременно в группу пришло пополнение в лице Юара. Конечно, ненадолго, но тем не менее: решение о назначении его к ним все же означает, что с их группой еще не все покончено. Алекс тут же оценил Юара как необычайно талантливого следователя. Кроме того, в отличие от Петера и Фредрики, нервы у него вроде бы крепкие. Он никогда не взрывался, как Петер, и не толковал любое слово на свой лад, как Фредрика, любительница напридумывать себе бог знает что. А Юар всегда спокоен, его, похоже, ничто не может вывести из себя. Впервые за многие месяцы Алекс почувствовал, что у него на работе появился толковый собеседник.

– Прошу прощения, а откуда у вас такая фамилия, Рехт? – вдруг спросил Юар. – Немецкая?

Алекс рассмеялся, этот вопрос ему частенько приходилось слышать.

– Если углубиться в генеалогию, то можно сказать и так, – ответил он. – На самом деле еврейская. – Он покосился на Юара, ожидая какой‑нибудь реакции. Ее не последовало. – Но это давняя история, – добавил Алекс. – Предки, носившие эту фамилию, женились на христианках, так что наше кровное еврейство – передающееся по материнской линии – давно прервалось.

Они подъехали к церкви. Алекс припарковался около приходского дома, как они и договаривались. На крыльце их уже ждал высокий, рослый мужчина в пасторской рубашке. Он застыл, как темная статуя, на белом фоне здания и светло‑серого неба. «Респектабельный», – отметил Алекс, не успев выйти из машины.

– Рагнар Винтерман, – представился настоятель, пожимая руки Алексу и Юару.

Алекс предположил, что настоятель ждал их на крыльце не так уж долго – рука его была теплой. И большой. Алекс никогда не видел таких больших ладоней.

– Заходите, – произнес Рагнар Винтерман низким голосом. – Алис, секретарь нашего прихода, приготовила нам кофе.

На одном из больших столов внутри приходского дома уже стояли чашки и большое блюдо с выпечкой. Не считая этого, помещение выглядело пустовато, и Алекс, еще не сняв куртку, почувствовал, как тут холодно. Юар раздеваться не стал.

– Прошу прощения, что у нас так холодно, – сказал Рагнар со вздохом. – Мы уже несколько лет пытаемся наладить нормальное отопление, уже почти и отчаялись. Кофе?

Мужчины охотно согласились.

– Я хотел бы высказать мои соболезнования, – осторожно начал Алекс, ставя чашку на блюдечко.

Рагнар склонил голову.

– Это огромная потеря для нашего прихода, – тихо произнес он. – Невозможно представить себе, как мы восполним такую утрату. Всем нам предстоит осмыслить постигшее нас горе.

Манера священника держаться и его голос внушали Алексу безотчетное доверие. Дочь его сказала бы, что у Рагнара Винтермана – фигура спортсмена старшей возрастной группы.

Настоятель провел руками по густым каштановым волосам.

– Мы в церкви часто говорим, что нужно надеяться на лучшее и готовиться к худшему, – как выражаются янки, «hope for the best, prepare for the worst», – но в этом случае нужно отчетливо представлять себе это самое «худшее». – Он умолк и забарабанил пальцами по чашке.