|
. Он на мгновение остановился перед дверью и прислушался. Одиль говорила: - ...у него ни на грош злости... Но, может быть, говорили и не о нем. Они могли обсуждать Марселя. Одиль разгуливала в ночной рубашке и босиком. Она открыла свой гардероб, без сомнения, чтобы показать сестре свои туалеты. Мари же сидела в костюме, но сняла шляпу, которая, очевидно, была ей мала, потому что на лбу у нее виднелся красноватый след. - Видишь, она приехала... - сказала очень довольная Одиль. - Вижу... В комнате никогда не было особенно светло, поскольку единственное окно, выходившее на набережную, обрамляли тяжелые плюшевые шторы, кроме того, на полу лежал красный ковер. - Скажи-ка, Одиль... - Что? Он глядел на нее, стараясь взглядом заставить понять - главное, не задавай бесполезных вопросов! И произнес: - Я хотел бы, чтобы ты поднялась наверх для того, о чем я говорил тебе сегодня утром... Его глаза не давали ей возразить. - Иди быстрей!.. Поговори с ним... Я должен знать, потому что сейчас буду говорить о нем кое с кем... - Хорошо... Она подхватила свой халат, сунула ноги в валявшиеся домашние туфли, сказала сестре: - Я ненадолго... Идя к двери, Одиль на секунду остановилась в размышлении, будто ее осенила какая-то догадка, но это ощущение быстро исчезло, и все, на что она решилась, было: - Постарайтесь не ссориться!.. Мари не двигалась. Она стояла между кроватью и окном, в метре от зеркального шкафа, отражавшего ее спину. Бросая быстрые взгляды, Шателар наблюдал за ней, потом, когда Одиль вышла на лестницу, медленно, серьезно, словно делая нечто важное, хорошо обдуманное, подошел к двери, повернул ключ, положил его в карман, поднял наконец голову и посмотрел Мари в глаза. - Вот так! - сказал он. Он долго обдумывал это. Однако никак не мог предугадать, что она сделает. Был ли он готов к весьма резкому отпору, может быть, крику, оскорблениям, ударам? Он ясно представлял себе, как она бьется в его руках и царапается, словно молодое животное. Между тем она не шевельнулась, не отвела глаз. Пока она оставалась совершенно неподвижной, казалось, она не испытывает страха. Она все еще держала в руке свою маленькую сумку черной кожи с металлической застежкой, и это придавало ей вид дамы, пришедшей с визитом; без сомнения, она не делала так преднамеренно. - Ты поняла, наконец? Что до него, то он так уставился на нее, будто ненавидел, жестко, со злобой, угрожающе выставив челюсть вперед. Можно было подумать, что он охвачен жаждой ужасной мести этой неподвижно стоящей девчонке. - Поди сюда... Но нет! Она не шелохнулась! Ему самому пришлось шагнуть вперед! И он сделал это неловко, поскольку шагнуть вперед оказалось намного труднее, чем он предполагал. Если бы она хоть рассердилась или заплакала! Если бы она хоть двинулась! Но нет! Она так и стояла, а лицо ее ничего не выражало - ни изумления, ни гнева, ничего, кроме легкого любопытства, как будто это ее не касалось. - Ты этого не ожидала? Хоть бы одно движение, и все пошло бы как по маслу. Единственно, что требовалось сделать, так это преодолеть расстояние между ними, дотронуться до нее, схватить, ощутить в своей власти. |
