Постоянно кружат над ним врачи и настойчиво советуют беречь себя. Нов душе этого полуребенка живет мальчишески честолюбивое стремление ни в чем неотставать от стройной, крепкой своей подруги, страстно приверженной охоте испорту. Чтобы казаться здоровым и мужественным, он принуждает себя к бешенойскачке и непосильным физическим упражнениям: но природу не обманешь. Егоотравленная, неизлечимо вялая кровь – проклятое дедовское наследие – словнонехотя течет по жилам; подверженный приступам лихорадки, он осужден в ненастнуюпогоду томиться в четырех стенах, изнывая от страха, нетерпения и усталости,жалкая тень, вечно окруженная заботой бесчисленных врачей. Такой незадачливыйкороль внушает придворным скорее жалость, чем уважение, в народе же, напротив,ползут зловещие слухи, будто он болен проказой и, чтобы исцелиться, купается вкрови свежезарезанных младенцев; угрюмо, исподлобья глядят крестьяне на хилогомальчика, с безжизненной миной проезжающего мимо них на рослом скакуне; что жедо придворных, то, опережая события, они предпочитают толпиться вокругкоролевы-матери Екатерины Медичи и престолонаследника Карла. Слабым,безжизненным рукам трудно удержать бразды правления; время от времени мальчиквыводит корявым, нетвердым почерком свою подпись «François» под указами иактами, на деле же правят Гизы, родичи Марии Стюарт, а он только борется за то,чтобы уберечь в себе гаснущее здоровье и жизнь.
Счастливым супружеством – если это было супружество – подобное вынужденноезатворничество и вечные опасения и тревоги не назовешь. Но ничто не говорит и отом, что эти, в сущности, дети не ладили меж собой: даже злоязычный двор,давший Брантому материал для его «Vie des dames galantes», не находит оснований обвинять или заподозрить Марию Стюартв чем-либо предосудительном; еще задолго до того, как соображениягосударственной пользы соединили их перед алтарем, Франциск и Мария Стюарт былитоварищами детских игр, и вряд ли в отношениях юной четы эротическое игралозаметную роль; пройдут годы, прежде чем в Марии Стюарт вспыхнет способность ксамозабвенной любви, и, уж во всяком случае, не Франциску, изнуренномулихорадкой юнцу, дано было пробудить эту сдержанную, замкнувшуюся в себенатуру. Конечно, Мария Стюарт с ее добрым, жалостливым сердцем, и мягким,незлобивым характером заботливо ходила за больным супругом; ведь если нечувство, то разум подсказывал ей, что блеск и величие власти зависят для нее отдыхания и пульса бедного хилого мальчика и что, оберегая его жизнь, оназащищает и свое счастье. Да, в сущности, недолгая пора их правления и не давалапростора для безмятежного счастья; в стране назревает восстание гугенотов, ипосле Амбуазского заговора, угрожавшегосамой королевской чете, Мария Стюарт платит печальную дань обязанностямправительницы. Она должна присутствовать на казни мятежников, видеть – и этовпечатление глубоко западет ей в душу, чтобы, точно в магическом зеркале,вспыхнуть в ее собственный час, – как живого человека со связанными рукамитолкают на колени перед плахой и как размахнувшийся топор с тупым гудящимскрежетанием вонзается в затылок, и голова, обливаясь кровью, катится на песок,– видение достаточно страшное, чтобы погасить в ее памяти сверкающее зрелищевенчания в Реймском соборе. А затем одна недобрая весть обгоняет другую: еемать, Мария де Гиз, правящая вместо нее в Шотландии, умирает в июне 1560 года,в то время как страну раздирают жестокие религиозные распри, а на границе кипитвойна и англичане проникли далеко в глубь страны. И вот уже Мария Стюартвынуждена облачиться в траурные одежды, она, бредившая, как девочка,праздничными нарядами. Столь любимая ею музыка должна замолкнуть, танец –замереть. И снова костлявою рукою стучится смерть в сердце и в дверь: ФранцискII все более слабеет, отравленная кровь беспокойно ударяет в виски и звенит вушах. Он уже не в силах ходить и сидеть в седле, в постели переносят его сместа на место. Наконец воспаление прорывается в ухо гноем, все искусствоврачей не в силах ему помочь, и 6 декабря 1560 года злосчастный мальчикупокоился. |