Трагическим символом повторяется между обеими женщинами – Екатериной Медичии Марией Стюарт – сцена у одра смерти. Не успел Франциск II испустить последнийвздох, как Мария Стюарт, утратившая французский престол, пропускает вперед вдверях Екатерину Медичи – молодая вдовствующая королева уступает дорогустаршей. Она уже не первая дама королевства, а вторая, как и раньше; только годпрошел, а сон уже рассеялся; Мария Стюарт больше не французская королева, авсего лишь то, чем она была с первой минуты и пребудет до последней: королеваШотландская.

Сорок дней длится по французскому придворному этикету первый, глубокий траурдля вдовствующей королевы. Во время этого сурового затворничества ей недозволено ни на минуту покидать свои покои; в течение первых двух недель никто,кроме нового короля и его ближайших родственников, не должен навещать ее вискусственном склепе – затемненной комнате, освещенной слабым мерцанием свечей.Пусть женщины простонародья одеваются во все черное – всеми признанный траурныйцвет: ей одной подобает le deuil blanc – белый траур. В белоснежном чепце,обрамляющем бледное лицо, в белом парчовом платье, белых башмаках и чулках итолько в черном флере поверх этого призрачного сияния – такой выступает МарияСтюарт в те дни, такой предстает на знаменитом холсте Жане и такой же рисует ее Ронсар в своем стихотворении:

Un crespe long, subtil et délié

Ply contre ply, retors et replié

Habit de deuil, vous sert le couverture,

Depuis le chef jusques à la ceinture,

Que s’enfle ainsi qu’un voile quand le vent

Soufle la barque et la cingle en avant.

De tel habit vous étiez accoutrée

Partant, hélas! de la belle contrée

Dont aviez eu le sceptre dans la main,

Lorsque, pensive et baignant votre sein

Du beau cristal de vos larmes coulées

Triste marchiez par les longues allées

Du grand jardin de ce royal château

Qui prend son nom de la beauté des eaux.

В прозрачный креп одеты были вы,

На бедра ниспадавший с головы

В обдуманном и строгом беспорядке.

Весь перевит, искусно собран в складки,

Вздувался он, как парус в бурный час,

Покровом скорби облекая вас.

В такой одежде вы двору предстали,

Когда свой трон и царство покидали,

И слезы орошали вашу грудь,

Когда, пускаясь в незнакомый путь,

На все глядели вы печальным взглядом,

В последний раз любуясь дивным садом

Того дворца, чье прозвище идет

От синевы кругом журчащих вод.

В самом деле, прелесть и обаяние юной королевы нигде не выступают такубедительно, как на портрете Жане; созерцательное выражение придает ее взорунеобычную ясность, а однотонная, ничем не нарушаемая белизна платьяподчеркивает мраморную бледность кожи; в этой скорбной одежде ее царственноеблагородство проступает гораздо отчетливее, чем на ранних портретах,показывающих ее во всем блеске и великолепии высокого сана, осыпанную каменьямии украшенную всеми знаками власти.

Благородная меланхолия звучит в строках, которые сама она посвящает памятиумершего супруга в виде надгробного плача – строках, достойных пера ее маэстрои учителя Ронсара. Даже написанная не рукой королевы, эта кроткая нения трогала бы нас своей неподдельнойискренностью. Ибо осиротевшая подруга говорит не о страстной любви – никогдаМария Стюарт не лгала в поэзии, как лгала в политике, – а лишь о чувстве утратыи одиночества:

Sans cesse mon coeur sent

Le regret d’un absent

Si parfois vers les cieux

Viens à dresser ma veue

Le doux traict de ses yeux

Je vois dans une nue;

Soudain je vois dans l’eau

Comme dans un tombeau

Si je suis en repos

Sommeillant sur ma couche,

Je le sens qu’il me touche:

En labeur, en recoy

Toujours est près de moy.