Она попросту размякла. В тот момент, когда я ее стиснул, проклятая штуковина сделалась мягкой, как картофельное пюре.
И мои руки провалились прямо в нее.
Да. Они погрузились в самую глубь размякшей тыквы.
Дамочка вскрикнула.
— Что ты наделал? — всполошилась она. — Зачем ты испортил мою тыкву?
— Я… я не… — начал я.
Обе мои руки были погружены в тыкву. Я пытался выдернуть их оттуда. Но тыква не отпускала.
— Эй, я застрял! — воскликнул я.
Лицо женщины исказилось от изумления.
— Ты в своем уме? Зачем ты это делаешь?
— Нет. Я… я правда застрял, — выдавил я. — Я не могу вытащить руки. Эта тыква… она как клей!
Она покачала головой, отчего уши на ее шапочке закачались.
— Ты же шутишь, правда?
Тут подоспел папа:
— Что здесь происходит? — Его взгляд остановился на тыкве у меня в руках. — Сейчас же положи тыкву, Девин! — потребовал он. — Зачем ты ее раздавил?
Он сдернул тыкву с моих рук. На рукавах моей куртки до самых локтей осталась тягучая желтая слизь.
Папа повернулся к покупательнице:
— Может, вы найдете другую тыкву, которая вам понравится?
Дамочка показала на еще одну большую тыкву:
— Думаю, вот эта подойдет.
— Девин будет рад отнести ее для вас, — сказал папа. И жестом указал мне на тыкву.
От моих рукавов ужасно воняло. Тыквенная мякоть была сырой и липкой.
Не обращая на это внимания, я нагнулся. Оторвал тыкву от плети. Прижал к груди.
— Ой-й-й-й-й! — взвыл я, когда и эта тыква сделалась мягкой, отчего мои руки провалились в самую ее сердцевину.
Папино лицо побагровело, и он заморгал часто-часто, как всегда бывает, когда он действительно взбешен.
— Девин, — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Кажется, на сегодня ты свое отработал. Ступай в дом.
— Пап, но я… — начал было оправдываться я. И тут же понял: мне ни за что не убедить его, что вся эта чертовщина с тыквами происходит не по моей вине.
— Извини, — пробормотал я.
Дамочка явно была сконфужена. Папино лицо было красным, как помидор. Я повернулся и побрел прочь с тыквенного поля.
Моя куртка была вся измазана в тыквенной слизи. И когда я шел, повесив голову, шепчущее многоголосье зазвучало снова. Шепот поднимался над полем, становясь то громче, то тише…
— Девввввввин… Девввввввин…
Меня всего колотило. Сколько я себя помнил, мне никогда еще не было так страшно. И так одиноко.
Я увидел Хэйвуда, вращающего ручку кассового аппарата; он выдавал какому-то дядьке сдачу. Я подбежал к будке. В голове звучали шепчущие голоса.
Я ворвался в будку:
— Ты должен мне помочь. Они хотят до меня добраться.
Он прищурился:
— Кто? Кто хочет до тебя добраться?
— Я… я не знаю, — пробормотал я. — Тыквы. Плети. Все, что тут растет. Ты можешь мне помочь? Тебе все известно об этой ферме. Хэйвуд, ты можешь хоть что-нибудь сделать?
Он взглянул вниз. Я сразу увидел, на что он смотрел. Зевс. Черный кот сидел перед будкой, наблюдая за нами.
— Нет. Не думаю, — ответил Хэйвуд, не сводя глаз с кота. — Не думаю, что смогу помочь тебе, Девин. Извини.
— Ты должен, — упрашивал я. Я схватил его за отвороты штормовки. И не отпускал. — Ты обязан мне помочь. Давай встретимся после ужина. Тогда мы сможем поговорить. |