Не то чтобы мне хотелось мучить бедного мальчугана. Да вот беда — других историй я рассказывать не умею. Одни страшилки придумываются. Такой, видать, у меня склад ума.

Мы с Митчем чуть-чуть похожи. Оба круглолицые, с прямыми темными волосами и темными же глазами. Я — худышка, а он — довольно пухленький. Мама говорит, он еще не скинул детский жирок.

Как вы думаете, утешает это бедняжку Митча?

Не так, чтобы очень.

Митч — тихий, серьезный мальчик. Ему всего восемь, но читать он любит длинные-предлинные фэнтези-книжки о древних королевствах, драконах и эпических сражениях.

В своей начальной школе он учится на одни пятерки. А вот друзей у него немного.

Наверное, это из-за того, что он такой застенчивый тихоня.

Мы прекрасно ладим — даром что такие разные. Ссоримся — только из-за завтрака, когда приходится выбирать между блинами и вафлями. Ему подавай вафли, ну а я люблю блины. Мама утверждает, что покупать и то, и другое — бессмысленное расточительство. Так что… супермаркет частенько превращается в театр военных действий.

Я застала Митча на кухне за еженощной трапезой — печенье «Орео» и стакан молока, чтобы его туда окунать. Когда он покушал, мы пошли наверх. Митч забрался на свою кровать-платформу и натянул одеяло.

Папа установил Митчу кровать-платформу потому, что во сне он неистово мечется, крутится и переворачивается с боку на бок. В результате, со своей старой кровати он постоянно падал, набивая синяки да шишки.

— А что за история? — спросил он, взбивая подушку под головой. — Только чтобы не слишком страшная, ладно?

— Ладно. Не слишком так не слишком, — не моргнув глазом, соврала я. — Сегодняшняя история будет об одном старике, злющем-презлющем. И такой злобный был этот старик, что мог при желании превращаться в рычащее чудовище с когтями. Для этого ему достаточно было сосредоточиться на своей злобе.

— А как его звали?

— Митчем его звали, — сказала я. — И больше не перебивай.

— Нет. Серьезно. Как его звали?

— А звали его — Борис-Злодей. Но люди называли его просто Злодеем. Все его страшно боялись. Каждую ночь Борис-Злодей выходил погулять по городу и творил там всяческие злодеяния.

— Что, например?

Я приглушила свет ночника. Темные глазенки Митча, широко раскрытые от испуга, поблескивали в полумраке. Пальчики вцепились в край одеяла. Я рассказывала историю шепотом, чтобы было еще страшнее.

— Борис-Злодей любил наступать на кошек. Иногда по ночам он брал большие мусорные баки и вываливал помои прямо на чужие машины. Он ловил птиц и давил их голыми руками. Ему нравилось колотить окна в домах — чтобы послушать треск бьющегося стекла. И… и еще знаешь что?

— Что еще? — спросил Митч тоненьким голоском.

— Раз в неделю он кого-нибудь съедал.

— Он ел людей? — спросил Митч.

— Он ел только детей, и всегда твоих лет, — сказала я.

Я едва сдерживала смех. Обожаю придумывать подобные истории. Меня хлебом не корми — дай сочинить что-нибудь эдакое.

— Ему нравилось сперва их распробовать. Например, начать с одной руки… иногда, впрочем, он начинал с ноги. Но вот ведь какая штука… Голову Борис-Злодей всегда оставлял напоследок.

Митч булькнул горлом.

— Можешь себе представить? — шептала я. — Представь себе, как Борис-Злодей превращается в клыкастого монстра и раздирает на куски твоего ровесника… и жует… жует… жует и глотает…

— Прекрати, Лу-Энн, — взмолился Митч.