– Жду, – повторила я.

Иркин джип влетел во двор с ревом и затормозил с визгом.

Старший лейтенант Касатиков, проявляя поразительные выдержку и хладнокровие, даже ухом в сторону агрессивного внедорожника не повел. Он захлопнул дверцу, закрывая меня на заднем сиденье, обошел свою «Гранту» и сел за руль.

Через три секунды, за которые экипаж машины боевой успел и десантироваться, и атаковать условного противника, по капоту скромного детища отечественного автопрома опасно застучала ладонь:

– Ни с места!

Касатиков раздумал трогаться, вопросительно посмотрел на меня в зеркало заднего вида. Я молча пожала плечами и открутила крышечку с бутылки минералки.

– И меня тогда задержи, сатрап! – Ирка дернула на себя дверцу «Гранты» и ввалилась на заднее сиденье. – Вези нас обеих в свои застенки!

Под дополнительным (немалым) весом машину качнуло, меня тряхнуло, я поперхнулась водой, которая пошла не в то горло, и мучительно закашлялась.

Хладнокровный Касатиков повернул ключ в замке зажигания, аккуратно объехал джип, который подруга бросила посреди двора в лучших традициях мадам Золотухиной, и выехал за условные ворота.

– Ну, ну, не переживай, все будет хорошо! – Ирка старательно похлопала меня по спине, отчего сделалось скорее плохо, чем хорошо, поскольку рука у подруги тяжелая. – В любом случае – я с тобой!

Я благодарно кивнула и вытерла с глаз слезы, а с коленок минералку.

Остаточный кашель клокотал в горле, не давая заговорить.

Касатиков, зараза невозмутимая, все молчал.

Ирка продолжала стучать по моей спине.

Ритмический узор отчетливо выдавал нестареющую песню «Врагу не сдается наш гордый «Варяг».

Я жестами попросила пощады. Ирка, ошибочно решив, что тишина в салоне – результат единогласного решения замкнуться во враждебном молчании, тоже взяла паузу. Так мы проехали несколько кварталов, обогнули парк и причалили в непонятном закутке между старыми купеческими особняками.

– Выходим, – распорядился Касатиков и пальцем указал нам направление. – Застенки нынче там.

Он отконвоировал нас через низкую подворотню в крошечный дворик, с трех сторон огороженный вечнозелеными кустами. Там на пятачке асфальта одиноко стоял квадратный столик – чугунная нога, мраморная столешница, незажженная свеча-таблетка в широком бокале, четыре кованых стула с подушечками. Касатиков махнул на них:

– Садитесь, – и ушел за кусты.

– Как интересно нынче декорируют узилища, – с вызовом сказала Ирка, недоуменно озираясь. – Или это летний вариант полицейской допросной? Там, за самшитом, сидят и смотрят в просветы среди зелени люди в погонах?

Я не успела ничего сказать. Где-то за кустами хлопнула дверь, зашуршали по песку приближающиеся шаги, и в нашу предполагаемую допросную вывернул полковник Лазарчук. В одной руке у него была плоская прозрачная коробка, в другой – картонная подставка с бумажными стаканами. Следом шел Касатиков с такой же подставкой на два гнезда в левой руке и сахарницей в правой.

– Хм? – Ирка посмотрела сначала на коробоку, торжественно выставленную Серегой в центр стола, а потом на меня. – А ведь это очень похоже на извинения…

– Был не прав. Признаю. Сожалею, – коротко отчитался Лазарчук и сел за стол.

Касатиков молча шаркнул ножкой, присоединяясь к словам начальника, и тоже сел.

– Надо еще сказать: «Больше так не буду!» – наставительно молвила Ирка и с треском, похожим на пистолетный выстрел, открыла коробку с пирожными.

Наши полицейские друзья отмолчались.