– Сагромах, возьми себя в руки! – настоял Тахбир, но тот был абсолютно невменяем.

– Мне надо вернуться, – пригвоздил тан.

– Отец, – в коридоре показался Гайер, уже вполне рослый девятилетний мальчик с глазами Эданы Ниитас на лице, наследованном от Яфура Каамала. – Что с мамой? – он попытался заглянуть за спину Сагромаха. Видно не было почти ничего – без конца бегали какие то люди – но обилие красного не могло ускользнуть даже от слепого.

Глаза на детском лице стали неестественно большие.

– Мама умрет? – тихо и твердо спросил Гайер. Шухран выкатил на ребенка глаза: у него нет никаких для него ответов. Только страх.

Услышав вопрос, Шинбана подошла ближе к отцу и, вцепившись в его бедро, заплакала. Сагромах безотчетно положил ладонь ей на темечко, но даже не взглянул.

– Она не умрет, – прошептал ребенок, всхлипывая. Это немного отрезвило.

– Маме не хорошо, Гайер, – отозвался Шухран. – Она вскоре поправится, – заявил убежденнее, чем верил сам.

Тахбир, видя происходящее, терял терпение.

– Уведи детей, Сагромах! – зашипел он. – Им страшно.

Сагромах стоял, как прибитый гвоздями. Тахбир вскрикнул:

– Они видели мать в крови! Сейчас им особенно нужен отец.

– Мне надо вернуться, – тупо повторил тан.

Тахбир поджал губы, сжал челюсти, перевел дыхание – и от души приложил Сагромаху в челюсть. В другой ситуации тан свалился бы от звона в ушах, но сейчас лишь тряхнул головой.

– Отведем их вместе, и ты о них позаботишься, – прошелестел Са.

– Хорошо.

Мужчины увели детей, отдав на попечение женщин. Шухран обещал бдеть на страже под дверью и, чуть что, немедленно дать знать.

Когда тан, кое как успокоив дочь и сына, вернулся, его настиг дикий крик из за двери, и уже от этого тан испытал облегчение: по крайней мере, она жива. Но как надолго при таких то болях?!

У дверей за время отсутствия Сагромаха выстроился живой коридор из тех, кому молодая танша была особенно дорога по разным причинам. Сагромах увидел в первых рядах Хабура и Аргата, а рядом с Мантром стоял Гистасп, которого, видать, тоже выперли. Серт, стоявший поодаль, прижимал руки к губам и явно молился.

– Хоть что нибудь? – жалобно спросил он у всех разом.

Хабур молча облизнул губы.

Сагромах завыл, ломанулся в дверь, но Шухран и Ниим встали вплотную.

– Лекарь сказал, что, если его будут отвлекать, – белыми губами выдавил Гистасп, – он не поручится ни за одного из них.

Сагромах, не веря ушам, посмотрел на Гистаспа, назойливо, насквозь, будто от этого был шанс, что вот сейчас альбинос скажет, что все в порядке, и тан может войти. Но тот молчал. Сагромах схватился за собственные, тронутые сединой виски, и, зарычав, упал на колени.

* * *

За последние шесть часов на пол сползли многие. Сползли, замерев в молитвенных жестах. Сагромах раскачивался взад вперед, не зная уже, вздрагивать ли ему в ужасе от каждого нового крика Бану, или благодарить Праматерь, что она хоть как то подает признаки жизни.

– Праматерь Всеблагая… – шептал тан в исступлении.

Наконец, дверь отворилась, показался лекарь. Сагромах вскочил так, будто подлетел на горючем порошке.

– ЧТО ЭТО?! – заорал он совершенно неистово, оглядывая передник доктора, красный от воротника до подола. – ОТКУДА СТОЛЬКО КРОВИ?! ЧТО ЗА УБИЙСТВО ТАМ СЛУЧИЛОСЬ?!

– Сагромах, – Хабур попытался взять брата за руки со спины, связывая, успокаивая. Качнул головой, и Шухран тут же пришел на помощь. Следом подключился Вал.

– ЧТО С НЕЙ?! – Сагромах не успокаивался и, вырвавшись, с боем ворвался в спальню.