– Моя Лиадала, – улыбаясь, протянул мужчина. – Ты удивительная девочка, – он прижал ребенка и крепко поцеловал в висок. – Славная и прекрасная, как цветок.
– Как мама? – улыбнулась девочка, счастливо глядя на отца.
– Как мама, – кивнул Агравейн. – И могущественная, как папа, – улыбаясь, добавил король. Девочка в ответ нахмурилась и вздохнула.
– А тебе обязательно уезжать? Здесь очень красиво, знаешь? Я могу показать тебе, – с готовностью предложил ребенок.
– Знаю, радость моя. Но во дворце остались дедушка Удгар и братец Идгар. Они очень скучают по тебе, и, если их не подбодрить, они сильно расстроятся.
– Ты привезешь их повидаться? – оживился ребенок.
– Лучше ты приезжай.
– Обязательно приеду! – пообещала девочка. – Как только пойму, как Нелла и Артмарь, – по другому она еще не могла сказать имя настоящего отца, – заставляют великанов грохотать копьями.
– Хорошо, – засмеялся Агравейн. – Мы будем тебя очень ждать. Поторопись, – Агравейн снова поцеловал девочку и поставил на землю. – Шиада, – он подошел, поцеловал женщину в лоб. – Береги нашу дочь, – попросил он, и Шиада не поручилась бы, о ком именно сейчас шла речь.
– Ты… – Шиада поймала за руку отвернувшегося мужа, уже готового отплыть. – Ты не станешь возражать против моей задержки здесь? – неужто до него, наконец, дошло? Сердце жрицы заколотилось рьяно: не зря, не зря она его полюбила и согласилась быть женой. Праматерь ничего не делает просто так, и когда Всеблагая назначила в вечные спутники и мужья ей именно Агравейна, в этом воистину был великий промысел.
Агравейн обернулся, потрепал супругу по руке, его державшей, и аккуратно, но настойчиво расцепил пальцы Шиады.
– Поступай, как считаешь нужным. Я больше не могу мотаться за тобой туда сюда. У меня дела в Аэлантисе, – степенно произнес король.
Он поднялся на борт лодки вместе с двумя сопровождавшими гвардейцами, кивнул провожавшим жрицам и жрецам. Потом отвернулся спиной и более не взглянул. Лиадала радостно махала папе ручкой вслед. А Шиада, неотрывно смотря на мужчину, за чьей широкой, могучей спиной столько лет она стояла, как за Часовым, охраняющим ангоратскую твердь, слизывала с губ катящиеся слезы: нет ничего оглушительней осознания, что тебе отказал в уважении человек, который дорог.
* * *
– Са, ты уверен?
Маатхас поднял глаза от развернутой бумаги. Он сидел в кабинете, который они с таншей теперь делили на двоих, и покручивал в пальцах перо в чернилах.
– Странно это, Хабур. Я бы еще понял, возьмись меня отговаривать остальная родня, но ты…
– Я тебя не отговариваю, – тут же осек Хабур, – хотя Маатхасов в такой ситуации можно было бы понять. Но назначить преемником Бану…
– Если мой ребенок, неважно будет это Шиимсаг или Шинбана, наследует сразу два танаара, значит и получить он должен одномоментно два танаара, – настоял Сагромах. – Два, как один. Сдвоенные, как половины одного яблока. С его правления Пурпурно Лазурный дом должен быть един, а, значит, и получить он должен его как нечто цельное.
– Но как это воспримут в твоем чертоге?
– А как они воспримут?! – Маатхас широко раскинул руки. – Бансабира – мать наших детей. У нас равные права по обе стороны от крепости Валарт.
– Слушай, – Хабур попытался утихомирить брата. – Я ведь этого не отрицаю и не спорю. Просто высказываю опасения, что не все могут воспринять твое завещание так же однозначно, как я.
Тут Сагромах указал на Хабура пальцем.
– Вот именно поэтому рядом с ней и будешь ты. |