– Ты двенадцать зим так или иначе возглавлял мою охрану, и, клянусь, Раду, пока ты стоял за моей спиной, мне едва ли когда либо было страшно, – призналась танша с патетическими нотками. – Сегодня я даю тебе особенно важное поручение, – тану обернулась:
– Возглавь личную гвардию моего сына, Раду. Береги его…
– Сильнее, чем берег вас, – уловил тон госпожи телохранитель. Уставился на Бансабиру с таким выражением, что танша поняла: его чувства, те самые, давние чувства, они не угасли, не исчезли – они просто преобразились, и все, что имело к Бансабире какое либо прямое отношение, теперь обретало для Раду священный смысл.
Его глаза осветились щенячьей тоской и болью, которую Раду пережил, будучи бесхозным при ней или нужным – вдалеке от неё. А теперь Бансабира просила оставить её практически навсегда. Хотя – Раду сглотнул, стараясь не драматизировать – если подумать, вряд ли что то изменится в жизни правящих северян в сравнении с предшествующими годами. Если так, то шесть месяцев году он будет иметь честь стоять рядом с Матерью лагерей.
– Я не подведу, госпожа, – поклялся он, упав на колено.
Бансабира степенно кивнула, принимая молчаливую клятву бойца. Подошла ближе и положила ладонь на мужскую щеку, заставляя Раду чуть приподнять лицо. Мужчина вздрогнул и подчинился.
– Да защитит тебя Мать Сумерек, Раду. Единственное, что могу добавить – ты будешь не один: Русса будет его наставником во всем, что касается управления, когда я не смогу быть рядом.
Воин нахмурился, в глазах мелькнуло сомнение.
– Думаете, это разумно – оставить ахтаната сейчас? – с колен подниматься Раду подниматься не спешил.
– Разумно или нет, но выбора нет. Я одна – танаара три. Я побуду с ним какое то время, но вскоре все равно придется уехать. Поэтому мне не на кого более положиться в том, чтобы быть уверенной: мой сын дожил до взрослых лет в полной и безоговорочной лояльности мне и Сагромаху.
– Клянусь, – раздалось из за спины Бансабиры, и тану узнала голос брата.
Бансабира обернулась и взглянула в родное лицо.
– Поговорим? – предложил Русса, протягивая руку. Раду поднялся с колена.
– Да благословит вас Кровавая Мать Сумерек, моя госпожа.
– И тебя, Раду, – отозвалась танша.
– Пойдем, – Русса повел сестру прогуляться.
За годы охранения Гайера в дни его пребывания у деда, Русса отлично узнал чертог Каамалов и теперь уверенно вел сестру то по коридорам, то выводил во двор. Маатхас иногда ловил жену с шурином глазами, опираясь на парапет лоджии, и улыбался.
Даже в самой беспросветной печали можно найти силы жить, если вокруг есть люди с по настоящему горячим сердцем.
* * *
Сразу после возвращения из Серебряного чертога Бансабира дала указание подготовить завещание один в один, какое составил Сагромах. Тот отговаривал, бубнил, что не это имел в виду, назначая преемницей её, что не ждал от неё никаких ответных шагов. Бану была настойчива: разве совсем недавно, не стало ясно, что она может погибнуть просто так, даже не прикасаясь к мечу или копьям?
Завещание на единое правление Пурпурно Лазурным танааром Сагромахом в случае безвременной кончины Бану обнародовали быстро.
* * *
С судьбоносного лета, навсегда определившего будущее Бансабиры и Сагромаха, прошло десять месяцев. Позади остался китобой, принятие регентства и тяжелая зима. И сил бодриться не осталось.
Она сильно утратила в боевой подготовке после родов, и терзалась этим нещадно. Что она теперь такое? Никакой номер из Храма Даг? Танша, неспособная защитить даже себя? Ненависть к собственной слабости, а потом и к себе, лишала Бансабиру сна. |