У наших ворот стоят шпионы -- такую массу бумаги мы не сумеем вынести из дому незаметно, -- а спрятать негде, а я думаю, они снова придут
сегодня ночью. Значит, как ни жаль труда -- мы сожжем все это.
-- Что? -- спросила мать.
-- Все, что в чемодане.
Она поняла его, и -- как ни грустно было ей -- чувство гордости своею удачей вызвало на лице у нее улыбку.
-- Ничего там нет, ни листика! -- сказала она и, постепенно оживляясь, начала рассказывать о своей встрече с Чумаковым. Николай слушал ее,
сначала беспокойно хмуря брови, потом о удивлением и наконец вскричал, перебивая рассказ:
-- Слушайте, -- да это отлично! Вы удивительно счастливый человек...
Стиснув ее руку, он тихо воскликнул:
-- Вы так трогаете вашей верой в людей... я, право, люблю вас, как мать родную!..
Она с любопытством, улыбаясь, следила за ним, хотела понять -- отчего он стал такой яркий и живой?
-- Вообще -- чудесно! -- потирая руки, говорил он и смеялся
тихим, ласковым смехом. -- Я, знаете, последние дни страшно хорошо жил -- все время с рабочими, читал, говорил, смотрел. И в душе
накопилось такое -- удивительно здоровое, чистое. Какие хорошие люди, Ниловна! Я говорю о молодых рабочих -- крепкие, чуткие, полные жажды все
понять. Смотришь на них и видишь -- Россия будет самой яркой демократией земли!
Он утвердительно поднял руку, точно давал клятву, и, помолчав, продолжал:
-- Я сидел тут, писал и -- как-то окис, заплесневел на книжках и цифрах. Почти год такой жизни -- это уродство. Я ведь привык быть среди
рабочего народа, и, когда отрываюсь от него, мне делается неловко, -- знаете, натягиваюсь я, напрягаюсь для этой жизни. А теперь снова могу жить
свободно, буду с ними видеться, заниматься. Вы понимаете -- буду у колыбели новорожденных мыслей, пред лицом юной, творческой энергии. Это
удивительно просто, красиво и страшно возбуждает, -- делаешься молодым и твердым, живешь богато!
Он засмеялся смущенно и весело, и его радость захватывала сердце матери, понятная ей.
-- А потом -- ужасно вы хороший человек! -- воскликнул Николай. -- Как вы ярко рисуете людей, как хорошо их видите!.. Николай сел рядом с
ней, смущенно отвернув в сторону радостное лицо и приглаживая волосы, но скоро повернулся и, глядя на мать, жадно слушал ее плавный, простой и
яркий рассказ.
-- Удивительная удача! -- воскликнул он. -- У вас была полная возможность попасть в тюрьму, и -- вдруг! Да, видимо, пошевеливается
крестьянин, -- это естественно, впрочем! Эта женщина -- удивительно четко вижу я ее!.. Нам нужно пристроить к деревенским делам специальных
людей. Людей! Их не хватает нам... Жизнь требует сотни рук...
-- Вот бы Паше-то выйти на волю. И -- Андрюше! -- тихонько сказала она.
Он взглянул на нее и опустил голову.
-- Видите ли, Ниловна, это вам тяжело будет слышать, но я все-таки скажу: я хорошо знаю Павла -- из тюрьмы он не уйдет! Ему нужен суд, ему
нужно встать во весь рост, -- он от этого не откажется. И не надо! Он уйдет из Сибири.
Мать вздохнула и тихо ответила:
-- Ну, что же? Он знает, как лучше. |