|
.. -- Ты стал много болтать, Иван... -- А -- мне весело, это потому. Значит -- ожидаешь тюрьмы? Желаю тебе отдохнуть там. -- Благодарю. Я не устал. Мать слушала их разговор, и ей была приятна забота о рабочем. Проводив доктора, Николай и мать стали пить чай и закусывать, ожидая ночных гостей и тихо разговаривая. Николай долго рассказывал ей о своих товарищах, живших в ссылке, о тех, которые уже бежали оттуда и продолжают свою работу под чужими именами. Голые стены комнаты отталкивали тихий звук его голоса, как бы изумляясь и не доверяя этим историям о скромных героях, бескорыстно отдавших свои силы великому делу обновления мира. Теплая тень ласково окружала женщину, грея сердце чувством любви к неведомым людям, и они складывались в ее воображении все -- в одного огромного человека, полного неисчерпаемой мужественной силы. Он медленно, но неустанно идет по земле, очищая с нее влюбленными в свой труд руками вековую плесень лжи, обнажая перед глазами людей простую и ясную правду жизни. И великая правда, воскресая, всех одинаково приветно зовет к себе, всем равно обещает свободу от жадности, злобы и лжи -- трех чудовищ, которые поработили и запугали своей циничной силой весь мир... Этот образ вызывал в душе ее чувство, подобное тому, с которым она, бывало, становилась перед иконой, заканчивая радостной и благодарной молитвой тот день, который казался ей легче других дней ее жизни. Теперь она забыла эти дни, а чувство, вызываемое ими, расширилось, стало более светлым и радостным, глубже вросло в душу и, живое, разгоралось все ярче. -- А жандармы не идут! -- вдруг прерывая свой рассказ, воскликнул Николай. Мать взглянула на него и, помолчав, с досадой отозвалась: -- Ну их ко псам! -- Разумеется! Но -- вам пора спать, Ниловна, вы, должно быть, отчаянно устали, -- удивительно крепкая вы, следует сказать! Сколько волнений, тревог -- и так легко вы переживаете все! Только вот волосы быстро седеют. Ну, идите, отдыхайте. XX Мать проснулась, разбуженная громким стуком в дверь кухни. Стучали непрерывно, с терпеливым упорством. Было еще темно, тихо, и в тишине упрямая дробь стука вызывала тревогу. Наскоро одевшись, мать быстро вышла в кухню и, стоя перед дверью, спросила: -- Кто там? -- Я! -- ответил незнакомый голос. -- Кто? -- Отоприте! -- просительно и тихо ответили из-за двери. Мать подняла крючок, толкнула дверь ногой -- вошел Игнат и радостно сказал: -- Ну, -- не ошибся! Он был по пояс забрызган грязью, лицо у него посерело, глаза ввалились, и только кудрявые волосы буйно торчали во все стороны, выбиваясь из-под шапки. -- У нас -- беда! -- заперев дверь, шепотом произнес он. -- Я знаю... Это удивило парня. Мигнув глазами, он спросил: -- Откуда? Она кратко и торопливо рассказала. -- А тех двух взяли? Товарищей-то? -- Их -- не было. |
