|
Он ухмыльнулся, сконфуженный. -- Ну вот -- дитя! Заговорил Николай, разглядывая парня добродушно прищуренными глазами: -- Вы не пойдете туда... -- А -- что? Куда же я? -- беспокойно спросил Игнат. -- Вместо вас пойдет другой, а вы ему подробно расскажете, что надо делать и как -- хорошо? -- Ладно! -- сказал Игнат, не вдруг и неохотно. -- А вам мы достанем хороший паспорт и устроим вас лесником. Парень быстро вскинул голову и спросил, обеспокоенный: -- А ежели мужики за дровами приедут или там... вообще, -- как же я? Вязать? Это -- не подойдет мне... Мать засмеялась и Николай тоже, это снова смутило и огорчило парня. -- Не беспокойтесь! -- утешил его Николай. -- Не придется вам вязать мужиков, -- уж поверьте!.. -- Ну то-то! -- молвил Игнат и успокоился, весело улыбаясь. -- Мне бы вот на фабрику, там, говорят, ребята довольно умные... Мать поднялась из-за стола и, задумчиво глядя в окна, проговорила: -- Эх, жизнь! Пять раз в день насмеешься, пять наплачешься! Ну, кончил, Игнатий? Иди спать... -- Да я не хочу... -- Иди, иди... -- Строго у вас! Ну, иду... Спасибо за чай-сахар, за ласку... Ложась на постель матери, он бормотал, почесывая голову: -- Теперь ото всего дегтем будет вонять у вас... эх! Напрасно все это... Спать мне не хочется... Как он насчет середины-то хватил... Черти... И, вдруг громко всхрапнув, он заснул, высоко подняв брови и полуоткрыв рот. XXI Вечером он сидел в маленькой комнатке подвального этажа на стуле против Весовщикова и пониженным тоном, наморщив брови, говорил ему: -- В среднее окошко четыре раза... -- Четыре? -- озабоченно повторил Николай. -- Сначала -- три, вот так! И ударил согнутым пальцем по столу, считая: -- Раз, два три. Потом, обождав, еще раз. -- Понимаю. -- Отопрет рыжий мужик, спросит -- за повитухой? Вы скажете -- да, от заводчика! Больше ничего, уж он поймет! Они сидели, наклонясь друг к другу головами, оба плотные, твердые, и, сдерживая голоса, разговаривали, а мать, сложив руки на груди, стояла у стола, разглядывая их. Все эти тайные стуки, условные вопросы и ответы заставляли ее внутренне улыбаться, она думала: "Дети еще..." На стене горела лампа, освещая на полу измятые ведра, обрезки кровельного железа. Запах ржавчины, масляной краски и сырости наполнял комнату. Игнат был одет в толстое осеннее пальто из мохнатой материи, и оно ему нравилось, мать видела, как любовно гладил он ладонью рукав, как осматривал себя, тяжело ворочая крепкой шеей. |
