|
Игнат был одет в толстое осеннее пальто из мохнатой материи, и оно ему нравилось, мать видела, как любовно гладил он ладонью рукав, как осматривал себя, тяжело ворочая крепкой шеей. И в груди ее мягко билось: "Дети! Родные мои..." -- Вот! -- сказал Игнат, вставая. -- Значит, помните -- сначала к Муратову, спросите дедушку... -- Запомнил! -- ответил Весовщиков. Но Игнат, по-видимому, не поверил ему, снова повторил все стуки, слова и знаки и наконец протянул руку. -- Кланяйтесь им! Народы хорошие -- увидите... Он окинул себя довольным взглядом, погладил пальто руками и спросил мать: -- Идти? -- Найдешь дорогу-то? -- Ну! Найду... До свиданья, значит, товарищи! И ушел, высоко приподняв плечи, выпятив грудь, в новой шапке набекрень, солидно засунув руки в карманы. На висках у него весело дрожали светлые кудри. -- Ну, -- вот и я при деле! -- сказал Весовщиков, мягко подходя к матери. -- Мне уж скучно стало... выскочил из тюрьмы -- зачем? Только прячусь. А там я учился, там Павел так нажимал на мозги -- одно удовольствие! А что, Ниловна, как насчет побега решили? -- Не знаю! -- ответила она, невольно вздохнув. Положив ей на плечо тяжелую руку и приблизив к ней лицо, Николай заговорил: -- Ты скажи им -- они тебя послушают, -- очень легко это! Ты гляди сама, вот -- стена тюрьмы, около -- фонарь. Напротив -- пустырь, налево -- кладбище, направо -- улицы, город. К фонарю подходит фонарщик -- днем, лампы чистить, -- ставит лестницу к стене, влез, зацепил за гребень стены крючья веревочной лестницы, спустил ее во двор тюрьмы и -- марш! Там, за стеной, знают время, когда это будет сделано, попросят уголовных устроить шум или сами устроят, а те, кому надо, в это время по лестнице через стенку -- раз, два -- готово! Он размахивал перед лицом матери руками, рисуя свой план, все у пего выходило просто, ясно, ловко. Она знала его тяжелым, неуклюжим. Глаза Николая прежде смотрели на все с угрюмой злобой и недоверием, а теперь точно прорезались заново, светились ровным, теплым светом, убеждая и волнуя мать... -- Ты подумай, ведь это будет -- днем!.. Непременно днем. Кому в голову придет, что заключенный решится бежать днем, на глазах всей тюрьмы?.. -- А застрелят! -- вздрогнув, молвила женщина. -- Кто? Солдат -- нет, надзиратели револьверами гвозди вколачивают... -- Уж очень просто все... -- Увидишь -- верно! Нет, ты поговори с ними. У меня все готово -- веревочная лестница, крючья для нее, -- хозяин будет фонарщиком... За дверью кто-то возился, кашлял, гремело железо. -- Вот он! -- сказал Николай. В открытую дверь просунулась жестяная ванна, хриплый голос бормотал: -- Лезь, черт. Потом явилась круглая седая голова без шапки, с выпученными глазами, усатая и добродушная. Николай помог втащить ванну, в дверь шагнул высокий сутулый человек, закашлял, надувая бритые щеки, плюнул и хрипло поздоровался: -- Доброго здоровья. |
