|
Положив руки на спинку стула, а на них голову свою, он смотрел куда-то далеко, и все тело его, худое и тонкое, но сильное, казалось, стремится вперед, точно стебель растения к свету солнца. -- Что же вы -- женились бы! -- посоветовала мать. -- О! Она уже пятый год замужем... -- А раньше-то чего же? Подумав, он ответил: -- Видите ли, у нас все как-то так выходило -- она в тюрьме -- я на воле, я на воле -- она в тюрьме или в ссылке. Это очень похоже на положение Саши, право! Наконец ее сослали на десять лет в Сибирь, страшно далеко! Я хотел ехать за ней даже. Но стало совестно и ей и мне. А она там встретила другого человека, -- товарищ мой, очень хороший парень! Потом они бежали вместе, теперь живут за границей, да... Николай кончил говорить, снял очки, вытер их, посмотрел стекла на свет и стал вытирать снова. -- Эх, милый вы мой! -- покачивая головой, любовно воскликнула женщина. Ей было жалко его и в то же время что-то в нем заставляло ее улыбаться теплой, материнской улыбкой. А он переменил позу, снова взял в руку перо и заговорил, отмечая взмахами руки ритм своей речи: -- Семейная жизнь понижает энергию революционера, всегда понижает! Дети, необеспеченность, необходимость много работать для хлеба. А революционер должен развивать свою энергию неустанно, все глубже и шире. Этого требует время -- мы должны идти всегда впереди всех, потому что мы -- рабочие, призванные силою истории разрушить старый мир, создать новую жизнь. А если мы отстаем, поддаваясь усталости или увлеченные близкой возможностью маленького завоевания, -- это плохо, это почти измена делу! Нет никого, с кем бы мы могли идти рядом, не искажая нашей веры, и никогда мы не должны забывать, что наша задача -- не маленькие завоевания, а только полная победа. Голос у него стал крепким, лицо побледнело, и в глазах загорелась обычная, сдержанная и ровная сила. Снова громко позвонили, прервав на полуслове речь Николая, -- это пришла Людмила в легком не по времени пальто, с покрасневшими от холода щеками. Снимая рваные галоши, она сердитым голосом сказала: -- Назначен суд, -- через неделю! -- Это верно? -- крикнул Николай из комнаты. Мать быстро пошла к нему, не понимая -- испуг или радость волнует ее. Людмила, идя рядом с нею, с иронией говорила своим низким голосом: -- Верно! В суде совершенно открыто говорят, что приговор уже готов. Но что же это? Правительство боится, что его чиновники мягко отнесутся к его врагам? Так долго, так усердно развращая своих слуг, оно все еще не уверено в их готовности быть подлецами?.. Людмила села на диван, потирая худые щеки ладонями, в ее матовых глазах горело презрение, голос все больше наливался гневом. -- Вы напрасно тратите порох, Людмила! -- успокоительно сказал Николай. -- Ведь они не слышат вас... Мать напряженно вслушивалась в ее речь, но ничего не понимала, невольно повторяя про себя одни и те же слова: "Суд, через неделю суд!" Она вдруг почувствовала приближение чего-то неумолимого, нечеловечески строгого. XXIII Так, в этой туче недоумения и уныния, под тяжестью тоскливых ожиданий, она молча жила день, два, а на третий явилась Саша и сказала Николаю: -- Все готово! Сегодня в час. |
