|
На его носу, остром и блестящем, сидели черепаховые очки, и за это его звали -- Костяные Глаза. Остановив Власову, он одним дыханием и не ожидая ответов закидал ее трескучими и сухими словами: -- Пелагея Ниловна, как здравствуете? Сынок как? Женить не собираетесь, а? Юноша в полной силе для супружества. Женить сына пораньше -- родителям спокойнее. В семье человек лучше сохраняется и духом и плотию, в семье он -- вроде гриба в уксусе! Я бы на вашем месте женил его. Время наше требует строгого надзора за существом человека, люди начинают жить из своей головы. В мыслях разброд пошел, и поступки достойны порицания. Божию церковь молодежь обходит, публичных мест чуждается и, собираясь тайно, по углам -- шепчет. Зачем шепчут, позвольте узнать? Зачем бегут людей? Все, чего человек не смеет сказать при людях -- в трактире, например, -- что это такое есть? Тайна! Тайне же место -- наша святая, равноапостольная церковь. Все же другие тайности, по углам совершаемые, -- от заблуждения ума! Желаю вам доброго здоровья! Вычурно изогнутой рукой он снял картуз, взмахнул им в воздухе и ушел, оставив мать в недоумении. Соседка Власовых, Марья Корсунова, вдова кузнеца, торговавшая у ворот фабрики съестным, встретив мать на базаре, тоже сказала: -- Поглядывай за сыном, Пелагея! -- Что такое? -- спросила мать. -- Слух идет! -- таинственно сообщила Марья. -- Нехороший, мать ты моя! Будто он устраивает артель такую, вроде хлыстов. Секты -- называется это. Сечь будут друг друга, как хлысты... -- Полно, Марья, ерунду пороть! -- Не тот врет, кто порет, а тот, кто шьет! -- отозвалась торговка. Мать передавала сыну все эти разговоры, он молча пожимал плечами, а хохол смеялся своим густым, мягким смехом. -- Девицы тоже очень обижаются на вас! -- говорила она. -- Женихи вы для всякой девушки завидные и работники все хорошие, непьющие, а внимания на девиц не обращаете! Говорят, будто ходят к вам из города барышни зазорного поведения... -- Ну, конечно! -- брезгливо сморщив лицо, воскликнул Павел. -- На болоте все гнилью пахнет! -- вздохнув, молвил хохол. -- А вы бы, ненько, объяснили им, дурочкам, что такое замужество, чтобы не торопились они изломать себе кости... -- Эх, батюшка! -- сказала мать. -- Они горе видят, они понимают, да ведь деваться им некуда, кроме этого! -- Плохо понимают, а то бы нашли путь! -- заметил Павел. Мать взглянула на его строгое лицо. -- А вы -- поучите их! Позвали бы которых поумнее к себе... -- Это неудобно! -- сухо отозвался сын. -- А если попробовать? -- спросил хохол. Павел помолчал и ответил: -- Начнутся прогулки парочками, потом некоторые поженятся, вот и все! Мать задумалась. Монашеская суровость Павла смущала ее. Она видела, что его советов слушаются даже те товарищи, которые -- как хохол -- старше его годами, но ей казалось, что все боятся его и никто не любит за эту сухость. Как-то раз, когда она легла спать, а сын и хохол еще читали, она подслушала сквозь тонкую переборку их тихий разговор. |
