|
Как-то раз, когда она легла спать, а сын и хохол еще читали, она подслушала сквозь тонкую переборку их тихий разговор. -- Нравится мне Наташа, знаешь? -- вдруг тихо воскликнул хохол. -- Знаю! -- не сразу ответил Павел. Было слышно, как хохол медленно встал и начал ходить. По полу шаркали его босые ноги. И раздался тихий, заунывный свист. Потом снова загудел его голос: -- А замечает она это? Павел молчал. -- Как ты думаешь? -- понизив голос, спросил хохол. -- Замечает! -- ответил Павел. -- Поэтому и отказалась заниматься у нас... Хохол тяжело возил ноги по полу, и снова в комнате дрожал его тихий свист. Потом он спросил: -- А если я скажу ей... -- Что? -- Что вот я... -- тихо начал хохол. -- Зачем? -- прервал его Павел. Мать услышала, что хохол остановился, и почувствовала, что он усмехается. -- Да я, видишь, полагаю, что если любишь девушку, то надо же ей сказать об этом, иначе не будет никакого толка! Павел громко захлопнул книгу. Был слышен его вопрос: -- А какого толка ты ждешь? Оба долго молчали. -- Ну? -- спросил хохол. -- Надо, Андрей, ясно представлять себе, чего хочешь, -- заговорил Павел медленно.- Положим, и она тебя любит, -- я этого не думаю, -- но, положим, так! И вы -- поженитесь. Интересный брак -- интеллигентка и рабочий! Родятся дети, работать тебе надо будет одному... и -- много. Жизнь ваша станет жизнью из-за куска хлеба, для детей, для квартиры; для дела -- вас больше нет. Обоих нет! Стало тихо. Потом Павел заговорил как будто мягче: -- Ты лучше брось все это, Андрей. И не смущай ее... Тихо. Отчетливо стучит маятник часов, мерно отсекая секунды. Хохол сказал: -- Половина сердца -- любит, половина ненавидит, разве ж это сердце, а? Зашелестели страницы книги -- должно быть, Павел снова начал читать. Мать лежала, закрыв глаза, и боялась пошевелиться. Ей было до слез жаль хохла, но еще более -- сына. Она думала о нем: "Милый ты мой..." Вдруг хохол спросил: -- Так -- молчать? -- Это -- честнее, -- тихо сказал Павел. По этой дороге и пойдем! -- сказал хохол. И через несколько секунд продолжал грустно и тихо: Трудно тебе будет, Паша, когда ты сам вот так... Мне уже трудно... О стены дома шаркал ветер. Четко считал уходящее время маятник часов. -- Над этим -- не посмеешься! -- медленно проговорил хохол. Мать ткнулась лицом в подушку и беззвучно заплакала. Наутро Андрей показался матери ниже ростом и еще милее. А сын, как всегда, худ, прям и молчалив. Раньше мать называла хохла Андрей Онисимович, а сегодня, не замечая, сказала ему: -- Вам, Андрюша, сапоги-то починить надо бы, -- так вы ноги простудите! -- А я в получку новые куплю! -- ответил он. |
