|
А сын, как всегда, худ, прям и молчалив. Раньше мать называла хохла Андрей Онисимович, а сегодня, не замечая, сказала ему: -- Вам, Андрюша, сапоги-то починить надо бы, -- так вы ноги простудите! -- А я в получку новые куплю! -- ответил он. засмеялся и вдруг, положив ей на плечо свою длинную руку, спросил: -- А может, вы и есть родная моя мать? Только вам не хочется в том признаться людям, как я очень некрасивый, а? Она молча похлопала его по руке. Ей хотелось сказать ему много ласковых слов, но сердце ее было стиснуто жалостью, и слова не шли с языка. IX В слободке говорили о социалистах, которые разбрасывают написанные синими чернилами листки. В этих листках зло писали о порядках на фабрике, о стачках рабочих в Петербурге и в южной России, рабочие призывались к объединению и борьбе за свои интересы. Пожилые люди, имевшие на фабрике хороший заработок, ругались: -- Смутьяны! За такие дела надо морду бить! И носили листки в контору. Молодежь читала прокламации с увлечением: -- Правда! Большинство, забитое работой и ко всему равнодушное, лениво отзывалось: -- Ничего не будет, -- разве можно? Но листки волновали людей, и, если их не было неделю, люди уже говорили друг другу: -- Бросили, видно, печатать... А в понедельник листки снова появлялись, и снова рабочие глухо шумели. В трактире и на фабрике замечали новых, никому не известных людей. Они выспрашивали, рассматривали, нюхали и сразу бросались всем в глаза, одни -- подозрительной осторожностью, другие -- излишней навязчивостью. Мать понимала, что этот шум поднят работой ее сына. Она видела, как люди стягивались вокруг него, -- и опасения за судьбу Павла сливались с гордостью за него. Как-то вечером Марья Корсунова постучала с улицы в окно, и, когда мать открыла раму, она громким шепотом заговорила: -- Держись, Пелагея, доигрались голубчики! Ночью сегодня обыск решен у вас, у Мазина, у Весовщикова... Толстые губы Марьи торопливо шлепались одна о другую, мясистый нос сопел, глаза мигали и косились из стороны в сторону, выслеживая кого-то на улице. -- А я ничего не знаю, и ничего я тебе не говорила и даже не видела тебя сегодня, -- слышишь? Она исчезла. Мать, закрыв окно, медленно опустилась на стул. Но сознание опасности, грозившей сыну, быстро подняло ее на ноги, она живо оделась, зачем-то плотно окутала голову шалью и побежала к Феде Мазину, -- он был болен и не работал. Когда она пришла к нему, он сидел под окном, читая книгу, и качал левой рукой правую, оттопырив большой палец. Узнав новость, он быстро вскочил, его лицо побледнело. -- Вот те и раз... -- пробормотал он. -- Что надо делать-то? -- дрожащей рукой отирая с лица пот, спрашивала Власова. -- Погодите, -- вы не бойтесь! -- ответил Федя, поглаживая здоровой рукой курчавые волосы. -- Да ведь вы сами-то боитесь! -- воскликнула она. |
