|
-- Как же она? Одна пойдет?.. -- Пойдет! -- сказал Егор усмехаясь. Девушка налила себе чаю, взяла кусок ржаного хлеба, посолила и стала есть, задумчиво глядя на мать. -- Как это вы ходите? И вы, и Наташа? Я бы не пошла, -- боязно! -- сказала Власова. -- Да и она боится! -- заметил Егор. -- Вы боитесь, Саша? -- Конечно! -- ответила девушка. Мать взглянула на нее, на Егора и тихонько воскликнула: -- Какие вы... строгие! Выпив чаю, Сашенька молча пожала руку Егора, пошла в кухню, а мать, провожая ее, вышла за нею. В кухне Сашенька сказала: -- Увидите Павла Михайловича -- передайте ему мой поклон! Пожалуйста! А взявшись за скобу двери, вдруг обернулась, негромко спросив: -- Можно поцеловать вас? Мать молча обняла ее и горячо поцеловала. -- Спасибо! -- тихо сказала девушка и, кивнув головой, ушла. Возвратись в комнату, мать тревожно взглянула в окно. Во тьме тяжело падали мокрые хлопья снега. -- А Прозоровых помните? -- спросил Егор. Он сидел, широко расставив ноги, и громко дул на стакан чаю. Лицо у него было красное, потное, довольное. -- Помню, помню! -- задумчиво сказала мать, боком подходя к столу. Села и, глядя на Егора печальными глазами, медленно протянула: -- Ай- ай-яй! Сашенька-то? Как она дойдет? -- Устанет! -- согласился Егор. -- Тюрьма ее сильно пошатнула, раньше девица крепче была... К тому же воспитания она нежного... Кажется, -- уже испортила себе легкие... -- Кто она такая? -- тихо осведомилась мать. -- Дочь помещика одного. Отец -- большой прохвост, как она говорит. Вам, мамаша, известно, что они хотят пожениться? -- Кто? -- Она и Павел... Но -- вот, все не удается, -- он на воле, она в тюрьме, и наоборот! -- Я этого не знала! -- помолчав, ответила мать. -- Паша о себе ничего не говорит... Теперь ей стало еще больше жалко девушку, и, с невольной неприязнью взглянув на гостя, она проговорила: -- Вам бы проводить ее!.. -- Нельзя! -- спокойно ответил Егор. -- У меня здесь куча дела, и я с утра должен буду целый день ходить, ходить, ходить. Занятие немилое, при моей одышке... -- Хорошая она девушка, -- неопределенно проговорила мать, думая о том, что сообщил ей Егор. Ей было обидно услышать это не от сына, а от чужого человека, и она плотно поджала губы, низко опустив брови. -- Хорошая! -- кивнул головой Егор. -- Вижу я -- вам ее жалко. Напрасно! У вас не хватит сердца, если вы начнете жалеть всех нас, крамольников. Всем живется не очень легко, говоря правду. Вот недавно воротился из ссылки мой товарищ. Когда он ехал через Нижний -- жена и ребенок ждали его в Смоленске, а когда он явился в Смоленск -- они уже были в московской тюрьме. Теперь очередь жены ехать в Сибирь. У меня тоже была жена, превосходный человек, пять лет такой жизни свели ее в могилу. |
