|
Да благословят бесчисленные боги ваше начинание!.. Через полчаса, согнутая тяжестью своей ноши, спокойная и уверенная, она стояла у ворот фабрики. Двое сторожей, раздражаемые насмешками рабочих, грубо ощупывали всех входящих во двор, переругиваясь с ними. В стороне стоял полицейский и тонконогий человек с красным лицом, с быстрыми глазами. Мать, передвигая коромысло с плеча на плечо, исподлобья следила за ним, чувствуя, что это шпион. Высокий, кудрявый парень в шапке, сдвинутой на затылок, кричал сторожам, которые обыскивали его: -- Вы, черти, в голове ищите, а не в кармане! Один из сторожей ответил: -- У тебя в голове, кроме вшей, ничего нет... -- Вам и ловить вшей, а не ершей! -- откликнулся рабочий. Шпион окинул его быстрым взглядом и сплюнул. -- Меня-то пропустили бы! -- попросила мать. -- Видите, человек с ношей, спина ломится! -- Иди, иди! -- сердито крикнул сторож. -- Рассуждает тоже... Мать дошла до своего места, составила корчаги на землю и, отирая пот с лица, оглянулась. К ней тотчас же подошли слесаря братья Гусевы, и старший, Василий, хмуря брови, громко спросил: -- Пироги есть? -- Завтра принесу! -- ответила она. Это был условленный пароль. Лица братьев просветлели. Иван, не утерпев, воскликнул: -- Эх ты, мать честная... Василий присел на корточки, заглядывая в корчагу, и в то же время за пазухой у него очутилась пачка листовок. -- Иван, -- громко говорил он, -- не пойдем домой, давай у нее обедать! -- А сам быстро засовывал книжки в голенища сапог. -- Надо поддержать новую торговку... -- Надо! -- согласился Иван и захохотал. Мать, осторожно оглядываясь, покрикивала: -- Щи, лапша горячая! И, незаметно вынимая книги, пачку за пачкой, совала их в руки братьев. Каждый раз, когда книги исчезали из ее рук, перед нею вспыхивало желтым пятном, точно огонь спички в темной комнате, лицо жандармского офицера, и она мысленно со злорадным чувством говорила ему: "На-ко тебе, батюшка..." Передавая следующую пачку, прибавляла удовлетворенно: "На-ко..." Подходили рабочие с чашками в руках; когда они были близко, Иван Гусев начинал громко хохотать, и Власова спокойно прекращала передачу, разливая щи и лапшу, а Гусевы шутили над ней: -- Ловко действует Ниловна! -- Нужда заставит и мышей ловить! -- угрюмо заметил какой-то кочегар. -- Кормильца-то -- оторвали. Сволочи! Ну-ка, на три копейки лапши. Ничего, мать! Перебьешься. -- Спасибо на добром слове! -- улыбнулась она ему. Он, уходя в сторону, ворчал: -- Недорого мне стоит доброе-то слово... Власова покрикивала: -- Горячее -- щи, лапша, похлебка... И думала о том, как расскажет сыну свой первый опыт, а перед нею все стояло желтое лицо офицера, недоумевающее и злое. На нем растерянно шевелились черные усы и из-под верхней, раздраженно вздернутой губы блестела белая кость крепко сжатых зубов. |
