-- Подождите! -- прислушиваясь, сказала Сашенька. -- Это, кажется, Егор...
Это был он, мокрый и задыхающийся от усталости.
-- Ага! Самоварчик? -- воскликнул он. -- Это лучше всего в жизни, мамаша! Вы уже здесь, Сашенька?
Наполняя маленькую кухню хриплыми звуками, он медленно стаскивал тяжелое пальто и, не останавливаясь, говорил:
-- Вот, мамаша, девица, неприятная для начальства! Будучи обижена смотрителем тюрьмы, она объявила ему, что уморит себя голодом, если он
не извинится перед ней, и восемь дней не кушала, по какой причине едва не протянула ножки. Недурно? Животик-то у меня каков?
Болтая и поддерживая короткими руками безобразно отвисший живот, он прошел в комнату, затворил за собою дверь, но и там продолжал что-то
говорить.
-- Неужто восемь дней не кушали вы? -- удивленно спросила мать.
-- Нужно было, чтобы он извинился предо мной! -- отвечала девушка, зябко поводя плечами. Ее спокойствие и суровая настойчивость отозвались
в душе матери чем-то похожим на упрек.
"Вот как!.." -- подумала она и снова спросила:
-- А если бы умерли?
-- Что же поделаешь! -- тихо отозвалась девушка. -- Он все-таки извинился. Человек не должен прощать обиду.
-- Да-а... -- медленно отозвалась мать. -- А вот нашу сестру всю жизнь обижают...
-- Я разгрузился! -- объявил Егор, отворяя дверь. -- Самоварчик готов? Позвольте, я его втащу...
Он поднял самовар и понес его, говоря:
-- Собственноручный мой папаша выпивал в день не менее двадцати стаканов чаю, почему и прожил на сей земле безболезненно и мирно семьдесят
три года. Имел он восемь пудов весу и был дьячком в селе Воскресенском...
-- Вы отца Ивана сын? -- воскликнула мать.
-- Именно! А почему вам сие известно?
-- Да я из Воскресенского!..
-- Землячка? Чьих будете?
-- Соседи ваши! Серегина я.
-- Хромого Нила дочка? Лицо мне знакомое, ибо не однажды драл меня за уши...
Они стояли друг против друга и, осыпая один другого вопросами, смеялись. Сашенька, улыбаясь, посмотрела на них и стала заваривать чай.
Стук посуды возвратил мать к настоящему.
-- Ой, простите, заговорилась! Очень уж приятно земляка видеть...
-- Это мне нужно просить прощения за то, что я тут распоряжаюсь! Но уж одиннадцатый час, а мне далеко идти...
-- Куда идти? В город? -- удивленно спросила мать.
-- Да.
-- Что вы? Темно, мокро, -- устали вы! Ночуйте здесь! Егор Иванович в кухне ляжет, а мы с вами тут...
-- Нет, я должна идти! -- просто заявила девушка.
-- Да, землячка, требуется, чтобы барышня исчезла. Ее здесь знают. И если она завтра покажется на улице, это будет нехорошо! -- заявил
Егор.
-- Как же она? Одна пойдет?. |