|
XV Рабочие сразу заметили новую торговку. Одни, подходя к ней, одобрительно говорили: -- За дело взялась, Ниловна? И одни утешали, доказывая, что Павла скоро выпустят, другие тревожили ее печальное сердце словами соболезнования, третьи озлобленно ругали директора, жандармов, находя в груди ее ответное эхо. Были люди, которые смотрели на нее злорадно, а табельщик Исай Горбов сказал сквозь зубы: -- Кабы я был губернатором, я бы твоего сына -- повесил! Не сбивай народ с толку! От этой злой угрозы на нее повеяло мертвым холодом. Она ничего не сказала в ответ Исаю, только взглянула в его маленькое, усеянное веснушками лицо и, вздохнув, опустила глаза в землю. На фабрике было неспокойно, рабочие собирались кучками, о чем-то вполголоса говорили между собой, всюду шныряли озабоченные мастера, порою раздавались ругательства, раздраженный смех. Двое полицейских провели мимо нее Самойлова; он шел, сунув одну руку в карман, а другой приглаживая свои рыжеватые волосы. Его провожала толпа рабочих, человек в сотню, погоняя полицейских руганью и насмешками. -- Гулять пошел, Гриша! -- крикнул ему кто-то. -- Почет нашему брату! -- поддержал другой. -- Со стражей ходим... И крепко выругался. -- Воров ловить, видно, невыгодно стало! -- зло и громко говорил высокий и кривой рабочий. -- Начали честных людей таскать... -- Хоть бы ночью таскали! -- вторил кто-то из толпы. -- А то днем -- без стыда, -- сволочи! Полицейские шли угрюмо, быстро, стараясь ничего не видеть и будто не слыша восклицаний, которыми провожали их. Встречу им трое рабочих несли большую полосу железа и, направляя ее на них, кричали: -- Берегитесь, рыбаки! Проходя мимо Власовой, Самойлов, усмехаясь, кивнул ей головой и сказал: -- Поволокли! Она молча, низко поклонилась ему, ее трогали эти молодые, честные, трезвые, уходившие в тюрьму с улыбками на лицах; у нее возникала жалостливая любовь матери к ним. Воротясь с фабрики, она провела весь день у Марьи, помогая ей в работе и слушая ее болтовню, а поздно вечером пришла к себе в дом, где было пусто, холодно и неуютно. Она долго совалась из угла в угол, не находя себе места, не зная, что делать. И ее беспокоило, что вот уже скоро ночь, а Егор Иванович не несет литературу, как он обещал. За окном мелькали тяжелые, серые хлопья осеннего снега. Мягко приставая к стеклам, они бесшумно скользили вниз и таяли, оставляя за собой мокрый след. Она думала о сыне... В дверь осторожно постучались, мать быстро подбежала, сняла крючок, -- вошла Сашенька. Мать давно ее не видала, и теперь первое, что бросилось ей в глаза, это неестественная полнота девушки. -- Здравствуйте! -- сказала она, радуясь, что пришел человек и часть ночи она проведет не в одиночестве. -- Давно не видать было вас. Уезжали? -- Нет, я в тюрьме сидела! -- ответила девушка улыбаясь. |
