|
: -- А -- богатые? А те, которые за них стоят? Хохол хватался за голову, дергал усы и долго говорил простыми словами о жизни и людях. Но у него всегда выходило так, как будто виноваты все люди вообще, и это не удовлетворяло Николая. Плотно сжав толстые губы, он отрицательно качал головой и, недоверчиво заявляя, что это не так, уходил недовольный и мрачный. Однажды он сказал: -- Нет, виноватые должны быть, -- они тут! Я тебе скажу -- нам надо всю жизнь перепахать, как сорное поле, -- без пощады! -- Вот так однажды Исай-табелыцик про вас говорил! -- вспомнила мать. -- Исай? -- спросил Весовщиков, помолчав. -- Да. Злой человек! Подсматривает за всеми, выспрашивает, по нашей улице стал ходить, в окна к нам заглядывать... -- Заглядывает? -- повторил Николай. Мать уже лежала в постели и не видела его лица, но она поняла, что сказала что-то лишнее, потому что хохол торопливо и примирительно заговорил: -- А пускай его ходит и заглядывает! Есть у него свободное время -- он и гуляет... -- Нет, погоди! -- глухо сказал Николай. -- Вот он, виноватый! -- В чем? -- быстро спросил хохол. -- Что он глуп? Весовщиков, не ответив, ушел. Хохол медленно и устало шагал по комнате, тихо шаркая тонкими, паучьими ногами. Сапоги он снял, -- всегда делая это, чтобы не стучать и не беспокоить Власову. Но она не спала и, когда Николай ушел, сказала тревожно: -- Боюсь я его! -- Да-а! -- медленно протянул хохол. -- Мальчик сердитый. Вы, ненько, про Исая с ним не говорите, этот Исай действительно шпионит. -- Что мудреного! У него кум -- жандарм! -- заметила мать. -- Пожалуй, поколотит его Николай! -- с опасением продолжал хохол. -- Вот видите, какие чувства воспитали господа командиры нашей жизни у нижних чинов? Когда такие люди, как Николай, почувствуют свою обиду и вырвутся из терпенья -- что это будет? Небо кровью забрызгают, и земля в ней, как мыло, вспенится... -- Страшно, Андрюша! -- тихо воскликнула мать. -- Не глотали бы мух, так не вырвало бы! -- помолчав, сказал Андрей. -- И все-таки, ненько, каждая капля их крови заранее омыта озерами народных слез... Он вдруг тихо засмеялся и добавил: -- Справедливо, но -- не утешает! XXII Однажды в праздник мать пришла из лавки, отворила дверь и встала на пороге, вся вдруг облитая радостью, точно теплым, летним дождем, -- в комнате звучал крепкий голос Павла. -- Вот она! -- крикнул хохол. Мать видела, как быстро обернулся Павел, и видела, что его лицо вспыхнуло чувством, обещавшим что-то большое для нее. -- Вот и пришел... и дома! -- забормотала она, растерявшись от неожиданности, и села. Он наклонился к ней бледный, в углах его глаз светло сверкали маленькие слезинки, губы вздрагивали. |
