Изменить размер шрифта - +
Секунду он молчал, мать смотрела на

него тоже молча.
       Хохол, тихо насвистывая, прошел мимо них, опустив голову, и вышел на двор.
       -- Спасибо, мама! -- глубоким, низким голосом заговорил Павел, тиская ее руку вздрагивающими пальцами. -- Спасибо, родная!
       Радостно потрясенная выражением лица и звуком голоса сына, она гладила его голову и, сдерживая биение сердца, тихонько говорила:
       -- Христос с тобой! За что?..
       -- За то, что помогаешь великому нашему делу, спасибо! -- говорил он. -- Когда человек может назвать мать свою и по духу родной -- это

редкое счастье!
       Она молча, жадно глотая его слова открытым сердцем, любовалась сыном, -- он стоял перед нею такой светлый, близкий.
       -- Я, мама, видел, -- многое задевало тебя за душу, трудно тебе. Думал -- никогда ты не помиришься с нами, не примешь наши мысли, как

свои, а только молча будешь терпеть, как всю жизнь терпела. Это тяжело было!..
       -- Андрюша очень много дал мне понять! -- вставила она.
       -- Он мне рассказывал про тебя! -- смеясь, сказал Павел.
       -- Егор тоже. Мы с ним земляки. Андрюша даже грамоте хотел учить...
       -- А ты -- сконфузилась и сама потихоньку стала учиться?
       -- Уж он подглядел! -- смущенно воскликнула она. И, обеспокоенная обилием радости, наполнявшей ее грудь, предложила Павлу: -- Позвать бы

его! Нарочно ушел, чтобы не мешать. У него -- матери нет...
       -- Андрей!.. -- крикнул Павел, отворяя дверь в сени. -- Ты где?
       -- Здесь. Дрова колоть хочу.
       -- Иди сюда!
       Он пришел не сразу, а войдя в кухню, хозяйственно заговорил:
       -- Надо сказать Николаю, чтобы дров привез, -- мало дров у нас. Видите, ненько, какой он, Павел? Вместо того чтобы наказывать, начальство

только откармливает бунтарей...
       Мать засмеялась. У нее еще сладко замирало сердце, она была опьянена радостью, но уже что-то скупое и осторожное вызывало в ней желание

видеть сына спокойным, таким, как всегда. Было слишком хорошо в душе, и она хотела, чтобы первая -- великая -- радость ее жизни сразу и навсегда

сложилась в сердце такой живой и сильной, как пришла. И, опасаясь, как бы не убавилось счастья, она торопилась скорее прикрыть его, точно

птицелов случайно пойманную им редкую птицу.
       -- Давайте обедать! Ты, Паша, ведь не ел еще? -- суетливо предложила она.
       -- Нет. Я вчера узнал от надзирателя, что меня решили выпустить, и сегодня -- не пилось, не елось...
       -- Первого встретил я здесь старика Сизова, -- рассказывал Павел. -- Увидал он меня, перешел дорогу, здоровается. Я ему говорю: "Вы теперь

осторожнее со мной, я человек опасный, нахожусь под надзором полиции". -- "Ничего", -- говорит. И знаешь, как он спросил о племяннике? "Что,

говорит, Федор хорошо себя вел?" -- "Что значит -- хорошо себя вести в тюрьме?" -- "Ну, говорит, лишнего чего не болтал ли против товарищей?" И

когда я сказал, что Федя человек честный и умница, он погладил бороду и гордо так заявил: "Мы, Сизовы, в своей семье плохих людей не имеем!"
       -- Он старик с мозгом! -- сказал хохол, кивая головой.
Быстрый переход