— Вам следует иметь в виду, Николай Платонович, что дворник Прокофьев вряд ли признается в перестановке, — подчеркнул Шумилов. — Он уже дал официальные показания, в которых утверждал, что ничего об этом не знает.

— Я думаю, он просто испугался. На фоне всеобщего ажиотажа он решил, что лучше всего будет, если он станет отрицать сам факт посещения кассы за несколько часов до убийства.

— Скорее всего, так.

— Для меня важно то, что вопрос о перестановке мебели в принципе прояснен. Это повышает мое доверие к клиенту. Я вижу, что он мне не лжет, и начинаю увереннее себя чувствовать… — Карабчевский задумался на минутку. — Третье открытие касается неизвестной дамочки. Мне очень бы хотелось, чтобы вы ее нашли.

Они вышли к Фонтанке и остановились перед Аничковым мостом.

— У меня к вам две просьбы… — сказал Шумилов, но Карабчевский не дал ему закончить:

— Да-да, деньги. Я понимаю, сейчас зайдем в кондитерскую и проведем маленькую калькуляцию.

— Спасибо, — поклонился Шумилов. — Но речь не только о деньгах. Возможно, мне потребуется попасть в помещение кассы Мироновича. Вы говорили, что у вас есть на связи некий полицейский, помогающий в работе. Он не может завладеть на пару часов ключом от кассы и печатью участка?

Карабчевский задумался на какое-то время, затем мечтательно проговорил:

— Я бы и сам хотел попасть в кассу. Посмотреть на все своими глазами… Что там за засов на двери, что за потеки воска на полу, что это за загадочная витрина, которую невозможно открыть… Не знаю, готов ли мой помощник пойти на такой риск. Он ведь рискует почти полной пенсией. Но я с ним обязательно поговорю на эту тему.

Они спустились в полуподвальную кондитерскую, где Карабчевский заказал чай с молоком, а Шумилов кофе. Там они пересчитали расходы, понесенные Алексеем в ходе розысков. Адвокат безропотно отсчитал деньги и прибавил к этой сумме пятьдесят рублей ассигнациями — оклад за два дня работы Шумилова.

Через четверть часа Алексей шагал по набережной Фонтанки в сторону дома, предвкушая, как наберет полную ванну горячей воды, погрузится в нее по самые уши, затем хлопнет рюмочку коньку и завалится спать. Завтрашнее утро следовало начать с посещения «Общества взаимного кредита», попросить отпуск еще на пару деньков. После этого, видимо, у него будет много беготни. Так что хорошо было бы этой ночью выспаться.

Однако кто-то в небесной канцелярии явно не хотел, чтобы Шумилов этой ночью лег пораньше спать. Буквально перед самой дверью парадного подъезда Шумилова остановил младший домовой дворник по имени Кузьма:

— Алексей Иваныч, Алексей Иваныч, — заговорщически оглядываясь, зашептал он. — У вас на квартире засада. Вас дожидается…

— Что-о-о?! — оторопел Шумилов. — Что ты несешь, Кузьма?

— Госпожа Раухвельд, улучив момент, дала знать. Прислала ко мне кухарку через черный ход, велела вас предупредить на подходе. Вот стою, глаз не смыкая, вас сторожу.

— Так что ж ты тут стоишь, бестолочь?! Ты квартальному свистнул, полицию позвал?

— Так полиция и сидит в засаде.