Но те невыразимые чувства, какие я испытала, когда мы потеряли этого мальчика, можно сравнить только с чувствами майора, а они были ни капельки не лучше моих, -- ведь мальчик пропал пяти лет от роду в одиннадцать часов утра, и ни слуху ни духу о нем не было до половины десятого вечера, когда майор уже ушел к редактору газеты "Таймс", помещать объявление, которое появилось на другой день, ровно через сутки после того, как беглец нашелся, и я бережно храню этот номер в ящике, надушенном лавандой, потому что это был первый случай, когда о Джемми написали в газетах. Чем дальше шло время, тем больше я волновалась, и майор тоже, и, кроме того, нас обоих ужасно раздражало невозмутимое спокойствие полицейских, -- хотя надо им отдать должное, они были очень вежливы и предупредительны, -- а также то упрямство, с каким они отказывались поддерживать наше предположение, что ребенка украли.

   -- В большинстве случаев мы их находим, сударыня, -- уверял сержант, явившийся, чтобы меня успокоить, в чем он нисколько не преуспел, а сержант этот был рядовым констеблем во времена Кэролайн, на что он и намекнул вначале, сказав: -- Не поддавайтесь волнению, сударыня, все обойдется благополучно -- так же, как зажил мой нос, после того как его исцарапала та девица у вас на третьем этаже, -- говорит, -- ведь мы в большинстве случаев их находим, сударыня, потому что никто особенно не рвется подбирать, если можно так выразиться, подержанных ребятишек. Кто-кто, а уж вы получите его обратно, сударыня.

   -- Ах, но, дорогой мой, добрый сэр, -- говорю я и сжимаю руки, потом ломаю их, потом опять сжимаю, -- ведь он до того необыкновенный ребенок!

   -- Ну так что ж, сударыня, -- говорит сержант, -- мы и таких в большинстве случаев находим, сударыня. Весь вопрос в том, дорого ли стоит его одежда.

   -- Его одежда, -- говорю я, -- стоит недорого, сэр, потому что он был в своем будничном костюмчике, но ведь это до того прелестный ребенок!

   -- Не беспокойтесь, сударыня, -- говорит сержант. -- Кто-кто, а вы получите его обратно, сударыня. И даже будь он в своем лучшем костюме, самое худшее, что может случиться, -- это то, что его найдут завернутым в капустные листья и дрожащим от холода где-нибудь в переулке.

   Слова его пронзили мне сердце точно кинжалом -- тысячью кинжалов, -- и мы с майором бегали, как безумные, туда-сюда весь день напролет; но вот -- дело было уже к вечеру -- майор, возвратившись домой после своих переговоров с редактором "Таймса", словно в истерике врывается в мою комнатку, хватает меня за руку, вытирает себе глаза и кричит:

   -- Радуйтесь, радуйтесь... полисмен в штатском поднялся на крыльцо, когда я входил в дом... успокойтесь! Джемми нашелся!

   Не мудрено, что я упала в обморок, и когда очнулась, бросилась обнимать ноги сыщику -- а он был с темными бакенбардами и как будто составлял в уме инвентарь всего имущества в моей комнатке, -- и тут я говорю ему: "Благослови вас бог, сэр, но где же наш милый крошка?" -- а он отвечает: "В Кеннингтонском полицейском участке".

   Я чуть было не упала к его ногам, окаменев от ужаса при мысли о том, что такая невинность сидит в кутузке вместе с убийцами, но сыщик добавил:

   -- Он побежал за обезьяной.

   Тут я решила, что это какое-то слово на воровском языке, и стала его просить:

   -- О сэр, объясните любящей бабушке, какая такая обезьяна?

   А он мне на это:

   -- Да вот та самая, в колпачке с блестками, а под подбородком ремешок, который вечно сползает на сторону, -- та, что торчит у перекрестков на круглом столике и лишь в крайнем случае соглашается вынимать саблю из ножен.

   Теперь я все поняла и всячески его благодарила, и мы с майором и с ним поехали в Кеннингтон, а там нашли нашего мальчика: он очень уютно устроился перед пылающим камином и сладко спал, наигравшись на маленькой гармони, величиной с утюг, даже меньше, -- должно быть, ее отобрали у какого-то мальчишки, а полицейские любезно дали ее Джемми, чтоб он поиграл и заснул.