Теперь я все поняла и всячески его благодарила, и мы с майором и с ним поехали в Кеннингтон, а там нашли нашего мальчика: он очень уютно устроился перед пылающим камином и сладко спал, наигравшись на маленькой гармони, величиной с утюг, даже меньше, -- должно быть, ее отобрали у какого-то мальчишки, а полицейские любезно дали ее Джемми, чтоб он поиграл и заснул.

   Ну, а про ту систему, душенька, по которой майор начал и, можно сказать, усовершенствовал обучение Джемми, в то время когда тот был еще такой маленький, что если стоял по ту сторону стола, то приходилось смотреть не через стол, а под него, чтобы увидеть этого крошку и его чудесные золотые кудри -- точь-в-точь как у матери, -- так вот, про эту систему, душенька, не худо бы узнать и королю, и палате лордов, и палате общин, и тогда майору, наверное, вышло бы повышение, которого он вполне заслуживает и которое пришлось бы ему весьма кстати (говоря между нами), особенно по части фунтов, шиллингов и пенсов. Когда майор впервые взялся обучать Джемми, он сказал мне:

   -- Я собираюсь, мадам, -- говорит, -- сделать нашего питомца вычислителем.

   -- Майор, -- говорю я, -- вы меня пугаете: смотрите не нанесите малютке такого непоправимого вреда, что вы этого себе вовек не простите.

   -- Мадам, -- говорит майор, -- раскаяние, которое я испытал после того случая, когда в руке у меня была сапожная губка и я не задушил ею этого мерзавца... на месте...

   -- Опять! Ради всего святого! -- перебиваю я майора. -- Пусть совесть гложет его без всяких губок.

   -- ...повторяю, мадам, раскаяние, испытанное мною после того случая, -- говорит майор, -- можно сравнить только с раскаянием, которое переполнит мне грудь, -- тут он ударил себя в грудь, -- если этот острый ум не будут развивать с раннего детства. Но заметьте себе, мадам, -- говорит майор, подняв указательный палец, -- развивать таким методом, что для ребенка это будет одно удовольствие.

   -- Майор, -- говорю я, -- буду с вами откровенна и скажу вам начистоту: как только я замечу, что дорогой малютка теряет аппетит, я пойму, что все это от ваших вычислений, и прекращу их в две минуты. Или если я замечу, что они ударяют ему в голову, -- говорю я, -- или как-нибудь там расстраивают ему желудок, или что от этих самых вычислений у него подкашиваются ножки, результат будет тот же самый, но, майор, вы человек умный и много чего повидали на своем веку, вы любите ребенка, вы его крестный отец, и раз вы уверены, что попробовать стоит, -- пробуйте.

   -- Эти слова, мадам, -- говорит майор, -- достойны Эммы Лиррипер. Я прошу об одном, мадам: предоставьте нам с крестником недельки две на подготовку сюрприза для вас и позвольте мне иногда забирать к себе из кухни некоторые небольшие предметы, в которых там пока нет надобности.

   -- Из кухни, майор? -- переспрашиваю я, смутно опасаясь, уж не собирается ли он сварить ребенка.

   -- Из кухни, -- отвечает майор, а сам улыбается и надувается и даже как будто становится выше ростом.

   Ну, я согласилась, и некоторое время майор с мальчуганом каждый день сидели взаперти по получасу кряду, и я только и слышала, что они болтают да смеются, а Джемми хлопает в ладоши и выкрикивает разные числа, поэтому я сказала себе: "Пока что это ему не повредило", -- да к тому же, наблюдая за милым мальчиком, я не замечала в нем ничего особенного, и это меня тоже успокаивало. Наконец в один прекрасный день Джемми приносит мне карточку, исписанную аккуратным Майоровым почерком: "Господа Джемми Джекмен, -- надо вам знать, что мы назвали мальчика в честь майора, -- имеют честь просить миссис Лиррипер пожаловать в Джекменский институт, в диванную, что с окнами на улицу, сегодня в пять ноль-ноль вечера и присутствовать при исполнении нескольких небольших фокусов из области элементарной арифметики".