|
– Я вам больше не нужен? – осведомился врач. Он ушел. В свою очередь полицейский комиссар, поинтересовавшись, надо ли ему оставаться до прибытия прокуратуры, не замедлил вернуться в участок, находившийся рядом. И только Лоньон, стоя в углу с недовольным видом, ждал, когда ему скажут, что он тоже не нужен. – Ничего не нашли? – спросил его Мегрэ, набивая трубку. – Я посмотрел ящики. Загляните в тот, что слева, в комоде. Ящик был полон фотографий Арлетты. Некоторые, вроде тех, что на фасаде «Пикреттс», предназначались для рекламы. На снимках она была в черном шелковом платье, не в простом, как сейчас, а в вечернем, облегающем фигуру. – Вы, Лоньон, – ведь это ваш квартал – видели ее номер в кабаре? – Нет, но знаю, что он собой представляет. Можете судить по фотографиям сверху. Во время танца она вертелась, более или менее в такт, медленно снимая платье, под которым ничего не было. И в конце концов раздевалась догола. Казалось, что длинный, шишковатый нос Лоньона шевелится и краснеет. – По моему, это проделывают девицы в американском бурлеске. Когда она оставалась в чем мать родила, свет тушили. И Лоньон нерешительно добавил: – Вы посмотрели бы ей под платье. Удивленный, Мегрэ ждал. – Врач позвал меня во время осмотра и показал: у нее удалены все волосы. А выходя на улицу, она ничего под низ не надевала. Неизвестно почему, все трое чувствовали себя неловко. Не сговариваясь, они избегали смотреть на распростертый труп женщины: в нем было что то похотливое. Мегрэ мельком взглянул на остальные, меньшего размера фотографии, без сомнения любительские, где Арлетта, везде обнаженная, была запечатлена в самых эротических позах. – Конверта не найдется? – спросил он. Лоньон, болван, ухмыльнулся, словно осуждая комиссара: забирает, мол, фотографии, чтобы вволю полюбоваться ими у себя в кабинете. В соседней комнате Жанвье начал тщательный осмотр места происшествия и во всем находил несоответствие между тем, что было перед глазами, и этими фотографиями, между внутренним миром Арлетты и ее профессиональной жизнью. В стенном шкафу оказалась керосинка, две начищенные кастрюли, тарелки, чашки, столовые приборы – значит, она все таки готовила дома. В ящике за окном во двор – яйца, масло, сельдерей и две отбивные. Другой шкаф забит швабрами, тряпками, банками с мастикой, что наводило на мысль об аккуратной хозяйке, чистюле, которая гордится своей квартирой. Ни писем, ни бумаг они не нашли. В комнате валялось несколько журналов, но никаких книг, кроме поваренной, да франко английского словаря. Не было и фотографий родственников, друзей, поклонников, как в большинстве домов. Много обуви, почти вся новая и на очень высоком каблуке: Арлетта или питала страсть к обуви, или не могла подобрать ничего подходящего для своих чувствительных ног. В сумочке – пудреница, ключи, губная помада, удостоверение личности и носовой платок без инициалов. Удостоверение личности Мегрэ положил к себе в карман. В тесных, жарко натопленных комнатах ему было не по себе. Он повернулся к Жанвье. – Дождись прокуратуру. Возможно, я скоро вернусь. Антропометрическая служба прибудет с минуты на минуту. Не найдя конверта, он сунул фотографии в карман пальто, улыбнулся Лоньону, прозванному коллегами Невезучим, и вышел на лестницу. Работа в доме предстоит долгая и кропотливая: опросить всех жильцов, в том числе полную женщину в бигуди, которая, видимо, проявляет интерес к происходящему на лестнице и, возможно, видела убийцу, когда он поднимался или спускался. Мегрэ заглянул в привратницкую и с разрешения г жи Буэ воспользовался телефоном, стоявшим возле кровати под фотографией сержанта Буэ в форме. |
