- Ну разумеется голая, ты еще слишком одета.

 - Дай мне сказать. Я говорю серьезно. Мне надо было войти в роль, по-настоящему играть. Ведь только так приобретаешь профессию. - Она делает жест, как бы откидывая со лба воображаемую челку. - А ты как проводил время? Не уверяй, будто хранил целомудрие.

 - Представляешь, вчера мне так недоставало тебя, что я даже подумал об одной маленькой девочке.

 - Только подумал?

 - И почувствовал, что я скотина.

 - Но ты и в самом деле скотина.

 - И все же с детьми я не связываюсь.

 - Удивляюсь. И никогда не связывался?

 - Никогда.

 Ощущая мой хмурый, грозный тон, Ванда не настаивает на продолжении этой темы, тем более что нам подают заказанное. Идеальные зубки Ванды с радостью вонзаются в мясо.

 - Давид. Давид Каресян. Я знакомил тебя с ним?

 - Я ведь не жена твоя. Ты несколько раз упоминал о нем.

 - Моя жена тоже с ним незнакома. Его убили.

 Ванда продолжат жевать, отпивает глоток вина.

 - Кто убил?

 Пожимаю плечами.

 - Вкололи смертельную дозу героина.

 - Кто знает, может, это и не такая уж страшная смерть.

 - Дело в том, что я тоже рискую.

 Она никак не реагирует на мои слова.

 - Не веришь?

 - Кино, с тех пор как я тебя знаю, ты всегда говоришь, что тебя убьют.

 - На этот раз меня и в самом деле могли убить, как и Давида.

 - Не знаю, что и сказать тебе. Я в самом деле не всегда понимаю, когда ты говоришь серьезно, а когда дурачишься. Но ты сам виноват.

 - Попробуй представить. Мы с Давидом знаем имена некоторых крупных поставщиков наркотиков. Естественно, что они хотят заставить нас замолчать.

 Ванда качает головой:

 - Может, это и так, но поверь мне, не стоит прибегать к подобным устрашениям, лишь бы выглядеть интересно, лишь бы тебя больше ценили. Знаешь, что ты такое, Кино, - не слишком уверенный в себе человек.

 Это замечание задевает меня.

 - Ванда, знаешь, ты иногда бываешь даже умна.

 - Все думаю, как мне следует одеться на твои похороны. Только не говори, что я должна явиться голой.

 - Я не пошел на похороны Давида. Наверное, там никого и не было. Был только он один.

 - Ты чудовище. Никого не уважаешь.

 - Закончила? Не дождусь, когда смогу уйти отсюда.

 Ванда живет в районе Париоли. Квартирка у нее крохотная, чуть больше почтовой марки. Однокомнатная, на первом этаже, нарядная, устланная ковролином, с крохотной кухней и ванной. Я принимаю участие в ее содержании, и это весьма обременительно для меня.

 Помогаю ей превратить диван в кровать - в кровать, которая занимает почти все пространство комнаты.

 Ванда любит долгие преамбулы.

 - Ну подожди еще, - просит она, когда я хочу улечься на нее.

 Ее возбуждает собственная юная нагота, вызывает эйфорию.

 - Нравлюсь тебе?

 - Ну конечно, Ванда. Конечно нравишься.

 - А как?

 - Не знаю. Очень.

 - Ну что ты за журналист такой? Ничего не умеешь выразить как надо. Смотри, какие груди, какие круглые.

 - Угу.

 - Подожди, ну куда ты спешишь? А какие у меня соски?

 - Самые прекрасные на свете.

 - А бедра? Не слишком ли полные?

 - Годятся и такие. Раздвинь.

 - Кино, ну почему тебя еще надо учить, как заниматься сексом? Разве ты не знаешь, что это делают вдвоем?

 - Наверное, потому, что поздно начал заниматься им.

 - Сюда! Поцелуй меня сюда! - Она подставляет пупок. - Еще...

 Она выгибается, чтобы я положил подушку ей под поясницу, наконец мне удается войти в нее.