Он был гораздо более образован и эрудирован, чем любой из них (у капитана Сухоручко образование было всего то восемь классов), но страстно завидовал их некнижной мудрости и знанию жизни. Все, что говорили опера, казалось ему очень значительным и важным… И он, Александр Зверев, сидит в этом узком кругу избранных.
– Вот ты спрашиваешь, – говорил, обращаясь к Сашке, Сухоручко, – что же мы доказательств не собрали на эту пьянь? Несправедливо, считаешь, ее в КПЗ определили?
– Ну… не знаю.
– То то, что не знаешь. А доказательства, Саня, по ее мелким кражонкам мне и собирать неохота. Понял? У меня полно дел серьезных… время тратить я на нее, стерву, не буду. А подставил ее по делу, совесть меня не мучает. Пока она детей своих худо бедно кормила, никто ее не трогал. А теперь я эту тварь из Питера вышвырну и воздух чище станет.
Второй опер, Толя Соколов, разлил водку в стаканы и сказал:
– Точно. Вот если бы у этой Никитиной был притон… тогда, конечно, закрывать ее смысла не было бы.
– Почему? – удивился Сашка.
– А потому, родной, что притон для нас – как прикормленное место для рыбака. Улов всегда гарантирован. Вся эта плотва приблатненная, да и покрупнее рыба, около него трется. Места знаешь – улов будет. А прикрыл ты малину – все. Разбежались кто куда… бегай потом с высунутым языком, ищи… Притоны, Саня, надо оберегать. Ну, за дела и удачу!
Чокнулись, накрывая стаканами руки, выпили.
– Странный тост какой то, – сказал Сашка.
– Тост, Саня, старинный, воровской, – ответил Сухоручко невнятно, с набитым ртом. – А про притоны все верно. С гражданской то позиции: как? Что за херня такая? Есть притон – закрыть немедля. А с оперской наоборот. Куда клиент после кражи идет? Верно – в притон. Там мы его и выпасаем…
– Так если они тоже знают, что вы знаете… в чем логика?
– А нет никакой логики, Саша… Кто сказал, что жулик умен? Был бы он умен – он бы не попадался. Это ты, брат Саня, книжек Вайнеров начитался, да телевизора насмотрелся… Нет, есть, конечно, среди них оч чень интересные индивидумы. Но они в меньшинстве. А подавляющее большинство думать вообще не хочет и не умеет. И ведь знает, мудила, что погорит, но идет воровать. А потом идет в малину.
– Но почему? – недоумевал Сашка.
– А это его мир. Он живет в нем. Ему в театр не интересно. И с тобой разговаривать ему не интересно. А вот пить водку с Колькой Жбаном в притоне ему в кайф. Анашу курить с Рваным ему тоже в кайф. И он обязательно придет в притон… А ты говоришь: логика!
Тот вечер с водкой и разговорами тоже был маленьким уроком оперативной работы и образа жизни. Незнакомый и непонятный, но волнующий кровь и воображение отблеск странной жизни. Захватывающей, засасывающей, сжигающей. Даже неопытный Зверев уже ощутил ее притягательную силу. Он еще не распробовал ее, он сделал всего один маленький глоток. Даже не глоток – глоточек… Но этого хватило. Он уже понял, что нашел свое и никакой ошибки тут нет.
Доверять Звереву стали больше. Доверие сводилось, в общем то, к заурядной эксплуатации и спихиванию на него рутинной бумажной работы. А ее в ментовском деле – у у у! Каждый паршивый глухарек о краже ношеных кальсон и латаной простыни нужно закрывать огромным количеством бумажонок: постановления, планы оперативно розыскных мероприятий, карточки… На каждое уголовное дело должно быть оперативное дело. И копия оперативного дела.
В качестве образца Сашке давали документы годичной давности и инструктировали: пиши один в один. Все, кроме адреса, дат, фамилий. Он и писал: план оперативных мероприятий… установить круг ранее судимых… отработать версию о причастности… допросить… установить наружное наблюдение… Набегало с десяток стандартных пунктов. |