– Я к вам, Марина Вильгельмовна, пришел по очень серьезному вопросу, – сказал, обаятельно улыбаясь, Павел Сергеевич.

– Слушаю вас, – ответила судья. У нее были красивые темно каштановые волосы и внимательные черные глаза за стеклами очков.

– Я пришел поговорить о деле Джабраилова, в секретариате мне сказали, что дело расписали вам.

– Да, – сказала Марина Вильгельмовна. – Дело у меня, через неделю начинаем процесс… А что, собственно, вас интересует, Павел Сергеич?

– Я бы не хотел быть неправильно понятым, Марина Вильгельмовна. Мы в ГУВД очень обеспокоены ростом преступности в милицейской среде. Последнее время факты такого рода отмечались неоднократно. Мы с вами, Марина Вильгельмовна, делаем общее дело, и я буду предельно откровенен…

Ксендзова кивнула, Павел Сергеевич продолжил:

– Я бы даже сформулировал так: имеет место сращивание некоторых сотруднике ГУВД с преступными элементами. Вы меня понимаете?

– Да, Павел Сергеич, отлично вас понимаю.

Тихорецкий вытащил сигареты, но заметил, что в кабинете судьи нигде не видно пепельницы, и хотел убрать их обратно.

– Курите, Павел Сергеевич, – сказала Ксендзова и поставила на стол блюдце с отбитым краем. – Я не курю, но заседатели…

– Благодарю, – произнес полковник и закурил. Разговору с Ксендзовой он придавал большое значение.

– Мы, Марина Вильгельмовна, понимаем всю опасность этого явления для общества, боремся с ним, но… нам нужна поддержка. Вы меня понимаете?

– Да, понимаю. Мы в судейской практике тоже сталкиваемся с подобными тенденциями. Но… чем же я могу вам помочь?

– По делу Джабраилова проходит один из наших бывших сотрудников, некто Зверев (Ксендзова кивнула). Офицер, капитан уголовного розыска. Кстати, очень толковый оперативник.

– Да, я уже ознакомилась с материалами дела, прочитала характеристику на Зверева. Одни благодарности и даже именные часы… Удивлена.

– Вот вот… и мы все были шокированы. Я вам, Марина Вильгельмовна, больше скажу. Для меня это вдвойне неприятно, потому что есть и личный, так сказать, нюанс.

– Личный нюанс?

– К сожалению, – сказал Тихорецкий. Лоб перерезала глубокая морщина. – Саша Зверев – до некоторой степени мой воспитанник. Я ведь и сам служил в двадцать седьмом отделении. Понимаете?

– Да, конечно…

– И я никогда бы не подумал… – Тихорецкий махнул рукой и замолчал. В приоткрытую форточку доносился звук транспортного потока на Московском проспекте.

– В общем, именно о Звереве я и пришел поговорить. Мы бы хотели, чтобы этот случай – предательство офицера уголовного розыска – стал показательным. Справедливый и суровый приговор, соответствующее освещение в прессе и так далее. Вы меня понимаете?

– Да, конечно. Но мне, Павел Сергеич, представляется, что вы выбрали неудачный пример.

– Помилуйте, Марина Вильгельмовна! Капитан милиции В банде вымогателей! Куда уж дальше то?

– Ситуация, несомненно, безобразная… Я полностью с вами согласна, но, тем не менее, повторю: пример неудачный. Я внимательно ознакомилась с материалами дела и могу сказать: серьезных доказательств вины Зверева нет. По крайней мере его невозможно считать организатором или активным исполнителем…

– Вы что же, считаете его этакой овечкой?

– Нет, не считаю. Однако из материалов дела следует, что роль его в преступлении незначительна. Он, скорее, был декоративной фигурой, призванной, попугать жертву своим удостоверением.

Тихорецкий закурил вторую сигарету и сказал:

– Уверяю вас, Марина Вильгельмовна, что все значительно серьезнее: Зверев один из организаторов этого преступления.