Грохнул хохот. Трое взрослых мужиков смеялись как пацаны. Караваев хватался за живот и морщил свой и без того курносый нос… Сухоручко смеялся меленько, придерживая рукой повязку. А Сенька Галкин рокотал басом. Они смеялись так, что через минуту в закуток заглянул кто то солидный, усатый, в белоснежном халате. Он посмотрел и сказал:

– У нас, ребята, хирургия… а вам психиатрическая нужна.

Потом покрутил пальцем у виска и ушел. Когда отсмеялись, Сенька сказал Звереву:

– Послушай старого мудрого еврея, Санечка, – никогда никому такого не говори. Геройски прыгнул!! Повязал злодея и – все!

Сенька взял у Сухоручко стаканчик, налил и выпил. Когда он вливал водку в рот с железными коронками, Зверев увидел на донышке стакана аляповатое изображение пальмы и надпись: Сухуми. 1983 г…

– В прокуратуре то чего? – спросил Караваев.

– Да ничего, – пожал плечами Сашка, – сказали, что у этого урода ключица сломана. Но они без претензий… Вот только насчет второго…

– Что насчет второго?

– Сказали: придется отпускать. Кражи нет, потому что нет потерпевшей. Никаких действий в отношении капитана он не предпринимал… Как же так то, мужики?

– А вот так, Саня, – ответил, пожимая плечами, Галкин. – Чист он, Саня, перед законом.

– Он же кошелек скинул! Я сам видел.

– А закон не запрещает кошельки кидать, – продолжал Семен. Караваев кивнул. Кивнул и Сухоручко. – Кражи вы не видели. Пострадавшей нет… Были бы в кошельке документы, мы бы ее живенько выдернули. Да и сам то кошель под колесами побывал, там даже пальцев не осталось, наверно. Так, Михалыч?

– Так, Сема, – подтвердил раскрасневшийся Сухоручко.

– Ну вот. Резал Михалыча другой. А этот – Симаков его фамилия – даже не пытался ни тайно, ни явно Классика подстрекнуть. Вот если бы он орал: бей!… Тогда, может, что и вышло бы.

– Так он же – Симаков то – дважды судимый. Убегал.

– Ну и что? – спросил Караваев. – Он за старое отсидел. Перед законом чист. Имеет прописку, имеет место работы. Нормальный советский гражданин, между прочим. Кошелька при нем нет, оружия тоже. Убегал? Ну и что? Увидел драку, кровь – испугался. А вы, кстати, товарищ Зверев, сбили его с ног, нанесли травму правой ноги и лицо ему в кровь разбили. На вас можно дело заводить. Так то, Саша… а ты говоришь!

Зверев поскучнел, сильно затянулся сигаретой.

– Не бери в голову, – сказал Сухоручко. – У нас таких вариантов полно: вроде и преступление на лицо, и преступник бесспорный, а доказать нельзя. Это, Саша, только в кино знатоки всегда с победой. Но ничего – и мы кое что умеем. Работать нам, Санек, судя по всему, вместе.

Так или иначе, а в судьбе Александра Зверева появилась определенность. Задержание преступника – да еще и вооруженного преступника! – явилось лучшей рекомендацией для студента. Ни Зверев, ни опера двадцать седьмого отделения нисколько не сомневались, что работать им предстоит вместе. Так оно и вышло. Сашка еще корпел над дипломом, а кадровики ГУВД уже проводили необходимые проверки кандидата. В биографии Зверева и его родных не обнаружилось темных пятен, анкеты оказались безупречными. Со здоровьем у Сашки тоже было все в порядке.

Он защитился. Не худо, но и не блестяще как ожидали его преподаватели. Интереса к учебе у Зверева уже не было – он видел себя в ином качестве. А ведь прочили ему научную карьеру… Но Сашка, к изумлению многих своих однокурсников и преподавателей, получил открепительный талон и заявил, что распределяться (сам он говорил – определяться) хочет самостоятельно.

– Куда же вы, Саша? – спросил Зверева один из его наставников.