– Откуда вы узнали о характере порезов у самоубийц? Лично мне эта информация не попадалась.

– Давайте на ты? – предложил я.

– Давай! – легко согласился начальник отделения. – Только ответ я на свой вопрос я так и не услышал. Откуда дровишки, Быстров?

– Читал в учебнике криминалистики, – сказал я.

– Да? – почесал себя за ухом Иджилов. – Век живи – век учись.

У меня неприятно засосало под ложечкой: что если пока исследований на эту тему не проводилось? Хотя… ну не побегут же сейчас в публичную библиотеку, чтобы проверять мои слова. Если что, скажу, что перепутал источник – дескать, в периодике публиковали, оттуда и взял.

– Посмертная записка была? – поинтересовался Шуляк.

– Была! – кивнул Иджилов. – Кстати, а что думает товарищ Быстров на сей счёт?

– Ну вы же видели и наверняка читали её, – заговорил я. – У меня лично язык не поворачивается назвать это посмертным письмом.

– Что тебя смущает? – уставился на меня Шуляк.

– Стихотворная форма подачи.

– Но ведь покойная была поэтессой! – заметил Иджилов.

– И что с того? Думаете, она и в булочной стихами изъяснялась?

– Булочная – это булочная. А тут самоубийство… сравнил, – язвительно произнёс начальник отделения.

– Готов поспорить, что преступник выдрал подходящее по настроению стихотворение из рабочей тетради Хвылиной… Ну, должна же она куда-то записывать свои стихи, – изложил свою гипотезу я. – Если провести обыск в квартире, наверняка найдём и эту тетрадь. При желании экспертиза даже сможет установить, откуда листочек вырвали.

– Блин, Быстров, у тебя что – версии на все случаи жизни имеются? – с нехорошим смешком сказал Иджилов. – Раз так – объясни мне, тупому, как убийца – если это, конечно, было убийство, смог раздеть бабу, усадить в ванную и чиркнуть бритвой по руке, если она не собиралась сводить счёты с жизнью? Только не говори про магнетизм – не поверю.

– А что, других способов не бывает? – фыркнул я. – Насколько я помню, рядом с ванной стоял табурет, на табурете я своими глазами видел открытую бутылку вина. Я просил, чтобы вино в обязательном порядке изъяли как вещдок и сделали бы экспертизу. Рискну предположить, в бутылку подмешана какая-то гадость: снотворное или наркотики. Есть результаты? – с надеждой посмотрел я на Иджилова.

– Нет никаких результатов! – рявкнул он.

– И бутылки никакой тоже. Если не веришь – могу протоколы показать.

– Какого хрена… – возмутился я.

– Так, с меня хватит, Быстров! – перебил меня Иджилов. – Ты вообще с какой стати привязался к этой бабе? Что за странный интерес у сотрудника уголовного розыска, да ещё из другого города?

– Покойница проходит… вернее, проходила основным свидетелем по делу об убийстве своего мужа. Виновным с её показаний был признан муж моей сестры. Я решил разобраться, – не стал я скрывать правду, до которой Иджилов всё равно быстро докопается.

– Вот оно как, – протянул начальник отделения. – Так может это ты… того…

– Договаривай, – нахмурился я.

– Ну в том смысле, что если всё было так, как ты рассказываешь, и Хвылину убили, так может – это твоих рук дело, а? – с вызовом посмотрел на меня милиционер.