— Да, нужно зайти в храм, — охотно согласился Ахилл. — Только не в городе. Здесь в храмах убивали людей. Жрецы должны будут очистить их от человеческой крови перед тем, как вновь приносить жертвы. Тогда уж потратим время, поднимемся к храму Аполлона.

— Но там убили тебя! — воскликнула амазонка.

— А вот это не имеет значения, раз я живой. Поехали.

Они вскочили в седла, потеснив свою поклажу, и очень скоро Рей и Дес (так назвала Пентесилея белого красавца–жеребца, пойманного Критой на равнине) галопом взвились на вершину холма, где, будто ничего не произошло, светлый и невозмутимый, стоял храм Аполлона Троянского.

Герой и амазонка спешились локтях в трехстах от святилища, привязали коней и только собрались идти дальше, как вдруг навстречу им показалась из гранатовых кустов девушка. Невысокая, в темном плаще, закинутом через плечо, с корзиной в руке.

— Мир вам! — совершенно спокойно приветствовала она незнакомых людей, пораженных ее появлением, и вдруг вскинула руки и вскрикнула, не скрывая радости:

— Ахилл! О, сребролукий Аполлон! Ты вернулся! Ты жив!!!

— Хрисеида! — ахнул герой. — Я думал, ты и твой дед либо погибли, либо давно ушли отсюда…

— Нет, — она смеялась от радости. — Мы никуда не ушли. Дедушка не захотел уходить, и никто его не тронул: ахейцы сюда просто не приходили. И он служит в храме, как и служил. А ты…

— А я пришел с женою, чтобы совершить жертвоприношение. Но если почтенный Хрис здесь, то не согласится ли он снизойти к нашей нынешней нищете и соединить нас по должному обряду и по троянскому обычаю, надеясь, что отблагодарим мы его и принесем дары храму лишь в будущем?

— Дедушка тебе и так обязан на всю жизнь! — твердо сказала девушка. — И ничего нам от тебя не нужно. Но ты… Раз ты жив, то почему не уехал с ахейцами?

— Потому что я — троянец, Хрисеида. Потом расскажу. Позови же деда!

Девушка убежала к своему домику, а Приамид с Пентесилеей подошли к ступеням храма.

— А теперь подожди! — сказала амазонка и, сняв с седла одну из сумок, скрылась в боковой галерее.

Ахилл вошел в храм — он был так же торжественно пуст, как в тот день, когда на рассвете из кустов вылетела отравленная стрела Париса. Герой вдруг понял, что Пентесилея исчезла в той самой галерее, где все случилось, и ему стало тревожно. Он хотел окликнуть амазонку, но тут она сама появилась на площадке храма. Она и не она. На ней было длинное, до пят, белоснежное платье, очень простого покроя, стянутое в талии широким, тоже белым поясом, без рукавов, так, что прекрасные смуглые руки были открыты до самых плеч. Белое, чистое, как лепесток, покрывало скользило с головы молодой женщины, приколотое к волосам гребнями. Среди этой белизны чернота волос царицы амазонок и яркая синева ее глаз были ослепительны.

— О, Пентесилея! — Ахилл почувствовал, что глупеет и теряет дар речи, ошарашенный этим превращением и вновь сраженный ее красотой. — Ты… ты…

— Я нашла это платье в одном из домов, — тихо сказала она. — Я никогда длинной одежды не носила, так что если буду спотыкаться, не смейся. Амазонки выходят замуж в белом. Ты не знал?

— Нет. Это очень красиво.

Появился старый Хрис в своем жреческом облачении, тоже белом, с золотой каймой и золотым изображением солнца на груди. Он нес розы (в его садике они цвели круглый год) и сосуды с маслом и зерном.

— Здравствуй, великий герой! Как я счастлив твоему возвращению! И как приятно мне совершить над тобою этот обряд вместо того, что я думал совершать совсем недавно.