(Письма, с. 394-395).

     Но во всех этих спорах и обсуждениях высказывались и  здравые  мысли  и

предложения, и Булгаков сразу же после встречи нового, 1937 года приступил к

доработке либретто, тем более, что и в разговорах с Асафьевым тоже возникала

какая-то  обоюдная  потребность  еще  раз  вернуться  к   либретто,   что-то

действительно  нужно  было  доработать,  чем-то  дополнить,  чтобы  скрепить

разрозненные события и столкнуть в оперном конфликте действующих лиц.

     9 января 1937 года Булгаков писал Асафьеву: "Не сердитесь за то, что не

написал Вам. Не писал потому, что решительно не знал, что написать.

     Сейчас сижу и ввожу  в  "Минина"  новую  картину  и  поправки,  которые

требуют...

     Я ценю Вашу работу  и  желаю  Вам  от  души  того,  что  во  мне  самом

истощается, - силы" (Письма, с. 396).

     7 февраля 1937 года Е. С. Булгакова записывает: "По  желанию  Комитета,

М. А. дописал еще две картины для "Минина", послал Асафьеву и сдал в  театр.

Теперь от Асафьева зависит возможность начать работу  над  оперой,  Дмитриев

сказал, что новые картины Асафьеву понравились".

     5 марта: "Звонок Городинского из ЦК. Спрашивал М. А., в каком состоянии

"Минин" и принято ли при дополнительных картинах во внимание то, что Комите-

том было сказано при прослушивании.

     М. А. ответил - конечно, принято".

     20  марта:  "Вечером  Дмитриев.  Длинные   разговоры   о   "Минине"   -

дополнительные картины до сих пор не присланы, Асафьев шлет нервные письма -

по поводу того,  что  опера  назначается  на  филиал,  что  ее  не  начинают

репетировать до получения дополнительных картин".

     Дирекция Большого театра предложила Булгакову ставить "Минина", уже шел

разговор с художниками об  эскизах.  22  марта:  "Две  картины  "Минина"  от

Асафьева приехали, Мелик принес их и играл. "Кострома" очень хороша".

     В это время Большой  театр  работал  над  постановкой  оперы  "Поднятая

целина"  Дзержинского  и  "Руслан  и  Людмила"  Глинки,  а  вслед  за  этими

постановками пойдет, как  намечалось,  "Минин  и  Пожарский".  Но  пойдет  в

филиале Большого театра, и этот слух огорчил Асафьева: в письме от 12  марта

1937 года он писал Булгакову: "Очевидно, массовые  сцены  будут  купюрованы?

Когда у меня был  Платон  Михайлович  (Керженцев  -  В.  П.)  и  восторженно

описывал мне, какой он сценически  представляет  себе  нашу  оперу  с  точки

зрения политической значимости тематики, я все время ощущал большой  размах,

большой план и, следовательно, сцену Большого театра.  Но  если  это  мечты,

если  Большой  театр  не  для  меня,  то  ведь  тогда,  действительно,  надо

пересмотреть всю оперу  и  многое  переделать  в  сторону  большей  экономии

массовых  сцен,  усилить  интимно-лирический   элемент   (или   просто   его

воссоздать), уменьшить число действующих лиц и т.