— К тому же третья повесть, вроде бы у самой цели, — совершенно не в тему остальных, — добавила Олли. — Мэс хотел отвлечь или предостеречь? Напугать, чтобы забыли, куда идём?

Как ни странно, обе в самом деле шли — причём по крайней мере наполовину без памяти. В противоположную сторону от моста — и к восьмигранному зальцу.

— Ложный ход одного — намёк не потайной ход другого, — суховато заметила Барба. — Намёк, учти, для умеющих думать и тем отличающихся от подавляющего большинства.

— И также порочное знание, которое исходит, прямо или обиняками, от Главного Искусителя.

— Ха, и ты туда же. Олли, простота. Ты подумай: могут ли любить люди, такие, какими они являются, существо, что навострилось их искушать? Не склонны ли они наводить на него напраслину хоть отчасти?

Сестра вздохнула:

— Какая ты, Барб, умная. Хотя и я слегка пошутила. Так что делать-то теперь? Убраться отсюда, пока целы, и рискнуть пошарить в подземных этажах?

— Ну, хотя бы расспросить. Ты не так искушена в фортификации, а я — в абстрактных суждениях, чтобы вот так с ходу обнаружить нечто неизвестное старожилам.

Тут они поняли две вещи. Что давно стоят посередине магического октаэдра и что из двери, ведущей на внешнюю лестницу, как раз выходит командир королевских гвардейцев, который их сюда и привёз. Красавец лет сорока и с отменной выправкой.

— Прекрасные сэньи, — офицер поклонился лишь слегка, ибо человек был по природе не раболепный. — Приданое разложено в надлежащем порядке и перечтено до последней инвентарной единицы. Вы можете досадовать, что мы провозились куда больше должного, почти до вечера, но здешние слуги не так нам помогали, как мешали. Особенно один, что назвался замковым кастелланом на оба здешних дома. Сличал каждую вещь с учётной ведомостью и то и дело перекладывал туда-обратно.

— Наконец отыскался разумный человек, — ответила Барбара. — Мало ли какую скверность мы с собой притащим: отраву или огневое зелье.

— Обнаружены были платья и обувь довольно странного кроя, — улыбнувшись, ответил офицер. — Из промасленного полотна, шерсти мулагров и гибкой кожи особой выделки. Немного похожей на дублёную человечью. Украшения, слепленные изо всякой чепухи: осколков речного перламутра, просверленной гальки, кипарисовых и можжевеловых шишек, плодов калины и шиповника, птичьих косточек. Книги скондской и рутенской печати нераздельного типа, подобные альбомам гравюр и каллиграмм. И что самое непонятное — сотни мешочков с семенами. Смеси различных трав, помеченные тайнописью.

— Оттого кастеллан и прочие решили, что мы ведьмы, правда, Барбара? Недаром кое-кто упомянул насчёт костра и содома.

— Вовсе нет, — покачал головой гвардеец. — Не думаю, что тот человек был из них. Слуги были преисполнены благоговейного ужаса — это да. Многие распознали в вас обеих кровь Морского Народа. Ибо в глазах здешних франзонцев нередко смешиваются оба племени: пребывающее за Дальней Радугой и просто за тем окоёмом, куда ныряют охотники за контрабандой. Все равно ведь откуда появляются корабли: с той стороны света или оттуда, куда не досягает взор. Извините за стиль, это мне кастеллан так объяснил, он человек напыщенной учёности.

Барба рассмеялась:

— Вот и отлично, что все благоговеют, мэс Грайн. Со склада есть внутренний ход?

— И даже с подъемной площадкой, — ответил он. — Вы как раз на ней стоите — хорошо, что там мощный стопор. Мы изнутри хорошо его разглядели.

Теперь расхохотались все трое.

— Что называется — нет места темней, чем под светильником! — сказала, наконец, Олли.