- Он безобразничал? - озабоченно спросила Филис.
- Что вы!
- Боюсь, что его никуда больше не будут приглашать, уже и сейчас все
его избегают, - пожаловалась Филис.
- Не вижу причин, - пожал плечами Майкл.
- Даже если вы и правы, все равно Арни очень тяжело. Он сидит в своей
комнате мрачный как туча и всем, кто готов его слушать, твердит, что
исписался. Я привела его сюда в надежде, что ему будет полезно побыть на
людях и я смогу присмотреть за ним... - Филис пожала плечами, провожая
взглядом удаляющуюся неряшливую фигуру Арни. - Кое-кому из мужчин
следовало бы обрубить руки, как только они потянутся за первой рюмкой
вина.
Старомодным изысканным жестом Филис подобрала юбки, и, шурша тафтой,
направилась вслед за драматургом.
- Пожалуй, я не прочь выпить, - сказал Майкл.
- И я тоже, - поддержала Лаура.
- Ну, и я за компанию, - согласился Пэрриш.
Они молча стояли у стойки, глядя, как буфетчик наполняет бокалы.
- Злоупотребление алкоголем, - торжественным тоном проповедника
провозгласил Пэрриш, протягивая руку за бокалом, - это одна из черт,
отличающих человека от животного. - Все рассмеялись. Прежде чем выпить,
Майкл знаком показал Пэрришу, что поднимает тост за него.
- За Мадрид! - ровным и спокойным голосом сказал Пэрриш.
- За Мадрид! - вполголоса отозвалась Лаура.
Майкл почувствовал, что к нему возвращается прежнее беспокойство. Он
заколебался, но все же сказал, как и остальные:
- За Мадрид!
Все выпили.
- Когда вы возвратились? - спросил Майкл, ощущая какую-то неловкость.
- Четыре дня назад, - ответил Пэрриш, снова поднося бокал к губам. - У
вас в Америке очень хорошие напитки, - добавил он с улыбкой. Он пил
непрерывно, каждые пять минут снова наполняя бокал, но не обнаруживал
никаких признаков опьянения - только лицо его становилось краснее.
- А когда выехали из Испании?
- Две недели назад.
"Две недели назад он еще бродил по замерзшим дорогам, - подумал Майкл,
- с винтовкой, в полувоенной форме; над его головой проносились самолеты,
а по обочинам дорог виднелись свежие могилы. А сейчас он стоит здесь в
синем костюме, как шафер на своей свадьбе, и встряхивает ледяные кубики в
бокале вина. Окружающие болтают о своем последнем кинофильме и о том, что
говорят о нем критики, и почему ребенок закрывает во сне кулачком глаза: В
углу комнаты гитарист распевает нелепые баллады, якобы сложенные на Юге.
Все это происходит в богатой, устланной коврами, переполненной гостями
квартире, на одиннадцатом этаже дома, которому ничто не угрожает. Из
высоких окон открывается вид на парк, а над буфетом висит фуксиновая
девица с тремя грудями. Пройдет еще немного времени, и он отправится на
пристань - ее можно видеть из этих окон, - сядет на пароход и уедет
обратно в Испанию. По его лицу трудно сказать, что он пережил, а его
добродушно-грубоватая манера держаться не позволяет судить, знает ли он,
что его ждет. |