Изменить размер шрифта - +
  -
Это очень мило с вашей...
   "Ну и артист!" - снова подумал Майкл.
   - Да перестаньте же!  -  побелев,  крикнул  Тони.  -  Элен,  ради  бога
перестаньте!
   - Провожать нас не нужно, - продолжала мисс Буллар. - Мы  знаем  дорогу
через сад.
   - Я должен объяснить, - дрожащим голосом заговорил Тони. -  Так  нельзя
обращаться с друзьями. -  Он  повернулся  к  Майклу,  со  смущенным  видом
стоявшему около шеста, на который натягивают сетку для бадминтона.  -  Это
же уму непостижимо. Женщины, которых я знаю десять лет.  Женщины,  которых
до сих пор  все  считали  благоразумными  и  интеллигентными...  -  Сестры
повернулись к Тони и встали перед  ним.  На  их  лицах  застыло  выражение
презрения и ненависти. - Это все война, проклятая война! - продолжал Тони.
- Элен, Рашель! Но я-то здесь при чем? Поймите же, что не я вхожу в Париж,
не я убиваю французов. Я американец, я люблю Францию и ненавижу Муссолини.
Я ваш друг!
   - Мы не желаем разговаривать  ни  с  вами,  ни  вообще  с  кем-либо  из
итальянцев, - отрезала младшая мисс Буллар. Она взяла сестру под  руку,  и
обе - такие элегантные, в перчатках, в летних шляпках и в шуршащих платьях
из  жесткого  черного  материала  -  отвесив  легкий   поклон   остальным,
направились к воротам в конце сада.
   На большом  дереве  шагах  в  пятидесяти  отчаянно  шумели  вороны.  Их
пронзительное, резкое карканье неприятно резало слух.
   - Пошли, Тони, - предложил Майкл. - Я дам тебе чего-нибудь выпить.
   Не говоря ни слова, сжав губы, Тони направился вслед за Майклом. Он все
еще крепко держал в руке свою соломенную шляпу с яркой лентой.
   Майкл налил два бокала виски и молча подал один из них Тони. Разговор в
саду возобновился, и сквозь карканье ворон Майкл расслышал,  как  Морен  с
искренним восхищением  заметил:  "Какой  чудесный  типаж!  Они  словно  из
французского фильма двадцать пятого года!"
   Задумчивый и печальный, по-прежнему не выпуская из  руки  свою  жесткую
старомодную шляпу. Тони медленно тянул виски. Майклу захотелось подойти  и
обнять его, как обнимали друг друга братья Тони,  когда  у  них  случались
какие-нибудь неприятности. Но Майкл не мог заставить себя сделать это.  Он
включил  радио  и,  пока  прогревались  лампы  неприятно   потрескивавшего
приемника, отпил большой глоток виски.
   "...И у вас  тоже  могут  быть  очаровательные  белоснежные  ручки",  -
послышался бархатный, вкрадчивый голос диктора. Но вот в приемнике  что-то
щелкнуло, и другой голос, хрипловатый и чуть дребезжащий,  заговорил:  "Мы
только что получили следующее сообщение: официально объявлено, что  немцы,
не встретив сопротивления, вошли в Париж. Разрушений в городе  нет.  Ждите
дальнейших сообщений на этой же волне".
   Раздались мощные, почти  лишенные  мелодичности  звуки  так  называемой
"легкой классической музыки", исполнявшейся на органе.
   Тони опустился на стул и поставил бокал. Майкл не отрываясь смотрел  на
приемник.
Быстрый переход