Изменить размер шрифта - +
Из-за этого и пострадали. Но я не знал об этом, не знал много лет. В те дни нам пришлось немало сражаться. Иногда побеждали мы, иногда побеждали нас. Именно по последней причине в тот день я и оказался в монастыре. Нас разбили основательно. Мы, мистер Николя, спасались бегством, те, немногие, кто уцелели. Мне случилось найти монастырь, братья меня приняли. Я провел там ночь, а рано утром покинул монастырь. На следующий день я уже снова сражался с немцами. Мы разбили их тогда точно так же, как они нас накануне. У меня не было времени вернуться в монастырь, чтобы поблагодарить братьев за предоставленное убежище. Вы говорили с отцом Селестином о том, что случилось в монастыре в тот злополучный день?

— Он поведал мне столько, сколько знал. Боши нагрянули и перестреляли братьев. Сожгли и разграбили монастырь. История жуткая, но такое случается на войне.

— Я не был среди мародеров.

— А вас никто и не обвиняет в этом, месье. Но теперь вы дважды за неделю посетили монастырь. Почему?

— Да потому, что кто-то старается втянуть меня в беду. Какую — не знаю. И этому нет видимой причины. В Америке я получил письмо, в котором меня просили войти в контакт с человеком по имени Л’Эстранж, утверждающим, что он был монахом…

— Братом Амбросием?

— Вам он известен?

— Мы разыскиваем его вот уже много лет. — Николя вытянул губу. — Вы провели ночь в одной келье с братом Амбросием. Что вы думаете по этому поводу, месье? Может, этот человек боится, что вы сможете его опознать?

— Такое просто невозможно. Я не говорил с ним и никогда не видел его лица. Даже не смогу сказать вам, высокий он или низкий, толстый или тощий. Хламиды, которые носят монахи, мало что оставляют на обозрение.

— Этот человек испытывает — или, по крайней мере, должен испытывать — чувство вины. Возможно, теперь он респектабельный гражданин и боится, что с него сдернут эту личину, если все откроется.

— Брата Амбросия мог бы опознать отец Селестин, также брат Кристофер. Они его достаточно хорошо знали.

— Они никогда не покинут монастыря. И я сильно сомневаюсь, что пожелают опознать его. Вполне возможно, сочтут такое противоречащим их принципам.

— Даже если он предатель и виноват в смерти восьми других братьев?

— «Мне отмщение и Аз воздам» — так провозгласил Господь, — процитировал Николя.

— Вы правы, — кивнул Танкред. — Повторно возвращаясь к этой мысли, я уверен почти наверняка, что ни отец Селестин, ни брат Кристофер не пожелают свидетельствовать против брата Амбросия. Тогда, насколько могу судить, брату Амбросию ничто не угрожает. Я-то уж точно не смогу его опознать.

Николя на мгновение смешался:

— Инспектор Шлегер сообщил мне о бывшем офицере-танкисте, найденном в вашем номере в Гамбурге… убитым.

— Он мне совершенно незнаком.

— Инспектор также упомянул о вырезанных страницах в вашей книге.

— Я ему все объяснил.

— Он рассказал мне о вашем объяснении. Но, месье Танкред, в связи с этим офицером-танкистом, майором Райзингером, не приходило ли вам в голову, что это мог быть тот самый человек, который ограбил монастырь и расстрелял добрых братьев?

— Конечно приходило. Думал я и о том, что брат Амбросий мог донести о моем присутствии в монастыре майору, а майор из-за этого и нагрянул к монахам. Также и ограбление монастыря я рассматривал в этом ключе: брат Амбросий, возможно, потребовал долю в добыче, поссорился с майором и убил его.

— И они для этого выбрали ваш номер в отеле?

— Когда дохожу в размышлениях до этого, то всякий раз спотыкаюсь. Сплошная фантастика: два конфедерата должны встретиться в номере отеля в Гамбурге, поссориться из-за добычи, награбленной семнадцать лет назад, и вступить в смертельную схватку.

Быстрый переход